Темпоград

Друг мой, Гельмут, ты мой первый заместитель, ты всегда был самым надежным из помощников, лучшего я не нашел бы, без лести говорю. У тебя на редкость упорядоченное мышление, и я с охотой поручал тебе наводить порядок, потому что сам я человек вдохновения. Я не методичен, у меня другое достоинство, я умею находить людей, а ты умеешь распоряжаться найденными. Но без меня и тебе придется испить. Привыкай всматриваться, привыкай прислушиваться без пренебрежения, не только командуй, но и слушай, в особенности тех, у кого есть идеи, умение. Вот Вильянова - у него талант в пальцах, он чувствует материал и воображение у него трехмерное, четырехмерное. Ему можно поручать невозможное, он вообразит, сконструирует, смонтирует и все, чего он коснется, заработает. Слушай также Анджея; я знаю, что тебя шокирует наш генератор безумных идей, но, увы, на проторенных путях получаются стандартные ожидаемые результаты и стандартные тупики. Выходы из тупика подсказывают только безумные идеи. Я знаю, что только одна из ста мыслей Анджея гениальна, остальные ничего не стоят, но ты научись находить, отличать эту гениальную сотую часть. Вильянову проси отличать, а также Бхакти и Катаяму. И еще, Гельмут, не стесняйся выслушивать Льва. Нам с тобой он кажется мальчишкой, но у него кругозорище, всеохватная голова. И в ней порядок: графики и таблицы, с заполненными клетками и пустыми. Природа не терпит пустоты, а этот мозг не терпит пустых клеток. Нюх у него на пробелы в науке, на несделанные открытия. Мы все здесь охотники за открытиями, а Лев, как охотничья собака, стойку делает над следом. Слушай Льва, Гельмут, не думай о возрасте. С возрастом приходит опыт, а не азарт и чутье.

Если бы только Лев слышал! Можно только представить, как бы он возгордился.

- Ну и так далее, - продолжал Гранатов. - Я оставил тебе целый трактат, характеристики на двести человек. Но о кризисе надо было сказать устно. Главное - возьми себе за правило: никому не отвечать поспешно: «Нет, ни в коем случае». Говори: «Подумаю, посоветуюсь». И советуйся. Что молчишь? Разве я сказал что-то новое для тебя?

- Кое-что неожиданное.

- Это плохо. Плохо, что нашлось неожиданное для тебя. Тем труднее будет перестраиваться.

- Вот видишь, Юлий, лишний раз убеждаюсь, что тебе никак нельзя покидать Т-град. Я тебя не заменю. И не вижу достойного заместителя. Ты прирожденный дирижер, без тебя оркестр разладится. В нашем городе сто тысяч человек. Какой интерес в том, чтобы командовать тремя?

- Есть интерес в том, чтобы не командовать вообще, - вздохнул Гранатов. - Иногда дирижеру хочется взять в руки скрипку.

Он мог бы отвечать подробнее, но понимал, что Баумгольц не поймет его. Баумгольц любил и почитал порядок. Порядок требовал, чтобы каждый знал свое место, подчинялся вышестоящим, всеми остальными командовал. Разве наука не требует порядка? Еще какого! Баумгольц любил командовать и с охотой подчинялся. Подчиняясь, он поддерживал дисциплину и показывал пример. Но никому не подчиняться и слушаться подчиненных - это было ни с чем не сообразно, противоестественно.

Гранатов жил в иной плоскости: не решал задачи, а ставил. Ставя их, думал об истории, о прошедшем и будущем. И знал, что у истории свой взгляд на ценность труда: может быть, и пристрастный, может, и не совсем справедливый. Современники ценят виртуозов-скрипачей, млеют, слушая теноров, но потомки знают в основном только композиторов. У науки свои пристрастия, она ценит первооткрывателей и пренебрегает продолжателями, хотя иной раз труд продолжателей куда сложнее. И ценит тех, кто сделал открытие, а не того, кто послал, поручил. В самом деле, кто вспоминает, что корабли Колумба были снаряжены по приказанию Фердинанда Арагонского и его супруги Изабеллы Кастильской? Кто связывает их имена с открытием Америки?

Наверное, подданные, гранды сочли бы своего короля сумасшедшим, если бы Фердинанд вздумал возглавить эскадру вместо Колумба.

Баумгольц был из породы грандов, Гранатов - из Колумбов.

- Извини, но мне хочется самому открыть этот Атомматерик, - сказал он.

ГЛАВА 17. МИКРОНАВТЫ

31 мая. 6 часов 13 минут

За резкой вспышкой последовал удар. Словно шлепнули по воде мокрой простыней - простыней размером с озеро шлепнули по целому озеру. Это воздух вошел в опустевший темпоскаф. А над кронами поднялась пыль, и все галки, галдя, закружились в воздухе. Оказалось, что в Темпограде достаточно птиц, чтобы весь парк наполнить гвалтом. И согласно звякнули стекла во всех окнах верхнего яруса.