А затем с помощью магнитометра и самолично сконструированного детектора магнитных аномалий он произвёл замеры в Германии, Швеции и Франции и подготовил черновые расчёты по определению точек в пространстве с характерными возмущениями, под которые можно было бы откалибровать темпораму.
К сожалению, в августе сорок третьего года Густава Борнхаузена не стало, и весь груз доведения темпорам до ума упал на плечи тех, кто трудился с ним рядом. Впрочем, энтузиазм и этих людей быстро иссяк.
Они смогли разработать алгоритм, по которому поле темпорамы можно было синхронизировать с зафиксированными на местности возмущениями. Кто-то даже предположил, что в этих возмущениях находятся события, являющиеся судьбоносными или в какой-то мере влияющие на будущее, то есть, на то время, в котором сейчас находимся мы с вами.
И вот…
Старик во фрачной паре обернулся на ближнюю темпораму.
— Ich habe das haus in Frankfurt verkauft.
— Он продал дом, — шепнул Лёшка.
— Ага, — кивнул Димка.
Старик с большим трудом разместил несколько темпорам в Берлинском музее кайзера Фридриха. Каждая темпорама была настроена на определённое возмущение, и, надо признать, картины в них открывались величественные и зачастую трагические. Одна, показывающая гибель Публия Квинтилия Вара в Тевтобургском лесу, очень понравилась пришедшему полюбопытствовать фюреру.
"Вот она, мощь Германии! — в воодушевлении произнёс он. — Мы растоптали римские легионы, мы растоптали Францию, и также мы растопчем Советы!".
И распорядился поставить себе "тевтобургские" темпорамы в рейхсканцелярии и в Бергхофе.
После этого в интересах подрастающего поколения и для поднятия боевого духа нации было решено размещать темпорамы в музеях Германии и на оккупированных землях.
— Und ich habe das recht, eine kleine gebuhr zu sammeln (А у меня есть право на сбор небольшой платы), — улыбнулся старик. — Eine marke.
Кто-то захлопал.
— Nun aber…
Старик поманил к себе детей.
— Ich werde dich lehren beobachten im zeitrahmen.
Будто загипнотизированные, они подошли к нему все вчетвером. Старик поставил их у барьеров, каждого отдельно. Димка оказался на левом краю. Лёшка, кажется, на правом. От темпорамы веяло суховатым теплом и щекотало в носу. От стрекота чуть-чуть болели виски.
— Hinsehen!
Старик показал на переливающийся бок темпорамы.
— Stoppen sie einfach den blick.
Кто-то прошаркал за спиной у Димки. Видимо, тоже последовал стариковскому совету остановить взгляд на темпораме. От Димки до нее было не больше двух метров, бок ее круглился и нависал чуть сверху. Не успев сосредоточиться, он почувствовал шлепок по затылку.
— Hinsehen!
Старик, ухватив Димку за нижнюю челюсть, направил его взгляд. Пальцы больно прижали кожу.
Конечно, сначала Димка не увидел ничего. Но затем!
Оказалось, надо просто не следить за переливами и искрами, бегущими по поверхности огромной капли, а смотреть как бы внутрь, в одну точку. Тогда темпорама распахивалась перед глазами, будто цветочный бутон. Нет, по ощущениям это всё же было не совсем точно. Тебя как бы затягивало туда, мгновенно переносило к застывшему в пространстве мгновению.
— Oh, ich sehe es! — выдохнул справа Вилли.
— Ja, — произнёс кто-то над головой.
Темпорама показывала эпизод танкового боя. Один немецкий танк PzKpfw, "панцеркампфваген тип четыре". Один советский танк "Т-34".
Димка непроизвольно сжал кулаки.
"Т-34" горел. Он был повёрнут к зрителям боком, гусеницы взрывали заснеженную землю, закопчённая башня смотрела вправо, а панцеркрафтваген наползал на него, и дульный срез его орудия озарялся огненной вспышкой.
Был виден даже вылетевший снаряд, бронебойный, застывший в воздухе смертоносным чёрным шмелём в метре от соприкосновения с советской танковой бронёй.
На дальнем плане вздымались дымные султаны, в морозном небе висели точки самолётов, в стороне темнел лес.
Остановившееся время дышало боем, возможно, скоротечным или даже уже секунду или две назад закончившимся. Димке казалось, что он словно находится там, среди комьев земли, звеньев гусениц, в поднявшихся языках пламени.
Вмёрз.
— Wo ist das? — спросил женский голос.
— Unter dem Tichwin, — ответил старик. — Einundvierzigsten jahr, november.
Кто-то, покашляв, хрипло добавил:
— Ich erinnere mich. Schwere kampfe.
— Тихвин, — прошептал Димка.
Старик, присев, развернул его от темпорамы, от замерших в движении танков к себе.
— Was hast du gesehen? — поинтересовался он.
— Танки, — сказал Димка. И поправился: — Zwei Panzer.
— Gut.
Старик улыбнулся и потрепал его по щеке.
— Panzer sind unsinn (Танки — ерунда), — заявил Максимиллиан, отступив от барьера. — Gibt es hier einen luftkampf? (Есть здесь воздушный бой?)
— Zeitrahmen nummer drei, — ответил распорядитель.
Он показал на темпораму наискосок.
— Alex, bring mich (Алекс, неси меня), — сказал Максимиллиан и под смех публики напрыгнул на худенького Лёшку со спины.
— Oh, gutes Pferd! — сказал кто-то.
— Los, Los! — крикнул Максимиллиан.
Вокруг захохотали. Лёшка покачался на месте, кое-как подхватил ёрзающего на нём Максимиллиана под коленки, чтобы было удобнее, и пошёл сквозь расступающуюся толпу.
— Ditmar!