Тэмуджин. Книга 1

– А какой это от нас идет запах? – удивленно протянул Хачиун и принюхался к своему плечу. – От меня ничем не пахнет.

Сочигэл насмешливо улыбнулась и, видно, хотела что-то сказать, но сдержалась.

– Узнаешь, когда вырастешь, – закончила разговор Оэлун. – А теперь ложитесь спать. Утром рано разбужу.

XXVI

К утру снега выпало по колено. На голубом небе редкие обрывки туч медленно исчезали за горами Хэнтэя и красное рассветное солнце радостно выглядывало с далеких восточных гор.

Земля, от края до края словно покрытая пухом сказочной птицы Абарга-шубун[61], блестела новорожденной, нетронутой белизной. Лесная опушка, вчерашней ночью темная и враждебная, глядевшая на них с какой-то потаенной угрозой, теперь – празднично украшенная по верхушкам и разлапистым ветвям, легкими снеговыми лоскутьями, приветливо манила к себе.

Братья встали с восходом и, выйдя из юрты, разразились восторженными криками, забегали вокруг, гоняясь друг за другом. Вдруг обезумев от беспричинной радости, они боролись, валили друг друга в снег, запихивая за ворота косульих рубах белые, жгучие комки.

В это время в юрте между матерями шел разговор. Оэлун и Сочигэл, посоветовавшись, решили устроить детям праздничный пир: отметить начало Белого месяца.

– Надо поднимать им дух, – говорила Оэлун. – Не дать затосковать от одиночества. Для этого есть два пути: веселье и работа. Вот мы сначала повеселимся, а потом будем работать.

– Что же им тут делать? – растерянно говорила Сочигэл. – Ни коровьих стад, ни лошадиных табунов у нас теперь нет…

– Работу надо находить, – наставительно говорила Оэлун. – Главное, не сидеть им, сложа руки, не поддаваться безделью, а не то – закрадется тоска, задавит их. Вот сейчас надо расчистить вокруг стойбища снег, пока не отвердел, и завалить им юрту по низу со всех сторон. Тогда и в лютый мороз и в снежный буран не проникнет холод. Сейчас, пока мы с тобой будем варить и накрывать на стол, они пусть поработают.

Набегавшись по свежему снегу, с красными от мороза лицами братья пришли в юрту и тут же получили в руки свои полушубки и малахаи и были выпровождены обратно.

Братья вышли и, оглядевшись, решили по-своему: накрыть обе юрты снегом до самого дымохода так, чтобы из степи их нельзя было отличить от заснеженных холмов.

Взялись за дело с жаром: сделать свое маленькое стойбище невидимым для посторонних глаз – это было по их нраву. Из кожевенной юрты они вынесли широкие деревянные лопаты, там же взяли две старые лошадиные шкуры, прикрепили к ним волосяные веревки – получились сани для возки снега.

Провели дорожку между обеими юртами, оттаскивая снег к восточной стороне жилой. Уже завалили всю стену до верхних жердочек, когда, почувствовав неладное, из юрты вышли обе матери. Молча оглядели работу сыновей, обходя по снегу вокруг. Оэлун с удивленным лицом оглянулась на Тэмуджина:

– Вы что же, хотите всю юрту снегом завалить?..

– Где же вы такое видели? – Сочигэл с насмешливой улыбкой, готовая рассмеяться, оглядывала детей. – Ведь весной все это растает, а нас затопит и унесет всех вместе с юртой прямо в Онон.

– До весны мы снег уберем, – нахмурившись, сказал Тэмуджин. – А делаем мы так, чтобы хотя бы сейчас нас не увидели со степи посторонние люди… По верху мы только присыпем, лишь бы было незаметно вон с тех равнин, – указывая в даль, объяснял он матерям. – Там ведь могут появиться охотники… А стены завалим и никакой буран нам не будет страшен…

– Мы потом уберем, – вступились Хасар и Бэлгутэй. – Уберем, как только пройдут холода, даже подтаять не успеет.

– Ну, давайте, сделаем, чтобы нас не было видно, – упрашивали Хачиун и Тэмугэ, теребя подол материного халата.

Бэктэр хмуро улыбался, отвернувшись в сторону.

– Ладно, делайте, как хотите, – сдалась Оэлун. – Пойдем, Сочигэл-эхэ, мужчины знают, что нужно делать, не будем им мешать.

Уже зайдя в юрту, они с грустной улыбкой говорили между собой:

– Никакой снег нас не скроет от людей.

– Коров и лошадей ведь снегом не завалишь и собак молчать не заставишь.

– Но пусть делают, раз хотят, – вздохнула Оэлун. – Лишь бы чем-то были заняты, а вреда большого от этого не будет.

Радостные, что убедили матерей, братья продолжали возить снег. Они расчистили все место между двумя юртами и начали захватывать вокруг жилой.

– Вот засыпем юрту с северной стороны и с этого берега Онона нельзя будет ее разглядеть, – сказал Бэлгутэй, сдвигая на затылок лисий малахай.

Ему не успел ответить Хасар, он засмеялся над чем-то, обернувшись к нему, и тут их большая черная собака, лениво полеживавшая на расчищенном от снега земле, вдруг взлаяла дважды, острым взглядом уставившись в степь.

Братья разом оглянулись. В пяти перестрелах от них со стороны их бывшего куреня приближался одинокий всадник на рыжем коне. На таком расстоянии всадник казался не больше степного муравья, но уже сейчас было заметно, что ростом он маловат для взрослого человека.

– Какой-то парень к нам едет, – сказал Хасар.

– Видно, что не взрослый, – отозвался Бэктэр и со злобой добавил: – Только хорошего нам от этого не будет.