Тэмуджин. Книга 1

Как ни была возмущена Оэлун таким откровенным разговором о дележе имущества Есугея, она, все же, почувствовала разумное в словах Даритая. Она знала, что нойоны не только из киятов, но и других борджигинских родов завидовали богатству Есугея. Знала она и то, что такие владения, оставшиеся без хозяина, быстро растаскиваются проворными сородичами и часто от них не остается ничего кроме редких упоминаний в досужих разговорах людей. Крепкие улусы, еще вчера прочно стоявшие на своих породных границах, да еще и угрожавшие соседям, развеивались пеплом от очажных кострищ, когда снимутся юрты и подуют степные ветра. Подданные уходили к другим владетелям, стада угонялись по чужим улусам, жены и дети доживали свои жизни по сородичам, каждый по-своему отрабатывая съеденные куски мяса. Все это давно и хорошо знала Оэлун, да видно, горе, на время притупившее ее способность трезво смотреть на вещи, и врожденная привычка думать о людях хорошо, не дали ей сразу уразуметь все это. И теперь, по-новому осмысливая слова Шазгая и Даритая, она была даже благодарна им за то, что они сами подумали об этом и предупредили ее.

Даритай долго сидел молча, время от времени поглядывая на нее, ушедшую в себя, потом потихоньку встал с хоймора и, крадучись, вышел из юрты, оставив одну обдумывать его доводы.

III

Когда Мэнлиг приехал за Тэмуджином в курень хонгиратов, он никому не сказал прямо о смерти Есугея. Обиняками, отдаленными намеками он объяснял Дэй Сэсэну о причине своего приезда. Тот, сильно расстроенный таким исходом, как было видно, ничего не понял из его слов и лишь попросил Тэмуджина возвращаться без долгой задержки.

И только лишь когда они проехали границу хонгиратских земель, Мэнлиг рассказал Тэмуджину о случившемся. Тэмуджин тогда закричал как ребенок, которого покусали пчелы. И теперь он был благодарен Мэнлигу за молчание у хонгиратов: если бы это случилось там, перед чужими людьми и перед Бортэ, он навсегда потерял бы лицо мужчины.

За три дня пути до дома он не проронил ни слова. Молча ехал вслед за Мэнлигом, тупо уставившись прямо перед собой. Слезал с коня на стоянках, безразлично проглатывал несколько кусков, ложился и, глядя на звезды, вспоминал обратную дорогу вместе с отцом, восстанавливая в памяти каждое его слово и движение.

И приехав домой, он стал говорить совсем мало. Не хотелось тратить слов, когда все и так было понятно. Хотелось лишь вспоминать об отце в близкие и далекие дни, думать о том, что он сейчас делает в мире предков: как встречают его дед Бартан, прадед Хабул и другие соплеменники – ведь там сейчас собралось уже много борджигинов. О своих думах Тэмуджин никому не рассказывал. Мать поначалу просила его не молчать, заговаривала с ним о своих домашних делах и заботах, а не добившись разговора, ругалась. Потом, видно, привыкла и оставила его в покое.

От друзей Тэмуджин отдалился, в ежедневных их играх не участвовал и те, видя с его стороны холодную отчужденность, не лезли со своими делами. Зато он сблизился с сыном нойона племени джадаран Джамухой, который был в их курене в гостях. Приехал он с окрестностей озера Хунд в верховьях Керулена, а остановился у дяди Ехэ Цэрэна, который доводился ему братом матери, и собирался жить здесь до весны.

Ехал как-то Тэмуджин перед вечером от западного леса: срубил по просьбе матери две тоненькие жердочки для развешивания шкур. Ехал шагом; жердочки, привязанные за концы к седельным шнуркам, с мягким шорохом волочились сзади. Подъехав к тальникам возле Онона, Тэмуджин услышал шум. Из-за высоких зарослей доносилось приглушенное пыхтенье. Замерев на месте, он вслушался, взволнованно соображая: «Неужели мужчина давит женщину?» Но вскоре оттуда донеслись голоса – мальчишечьи, будто бы похожие на ругань или проклятия.

С трудом протиснувшись на своем коне сквозь сплетенные ветвями кусты, он увидел: Хучар и Тайчу пытаются отобрать у какого-то незнакомого парня замшевый мешочек, набитый чем-то доверху. Тот одной рукой крепко прижимал мешочек к груди, другой отбивался от наседавших. Заметив Тэмуджина, дерущиеся остановились.

– Кто это? – спросил Тэмуджин, удивленно оглядывая незнакомца с головы до ног.

Тот был одного с ними роста, светел лицом, в опрятной рыбьей одежде и хамниганских замшевых гутулах.

– Джадаранская собака это, – схватившись за мешок, презрительно сказал Тайчу и сплюнул на землю. – Неизвестно каким ветром к нам приблудился.

– Еще бабками не хочет делиться, – добавил Хучар.

– Если я собака, то вы будете настоящие лисицы, – спокойно ответил Джамуха и без страха посмотрел в лицо Тэмуджину.

– Что-о? – тут же взъярился Хучар и, сжав кулаки, приготовился продолжить драку, но Тэмуджин остановил его.

– Отпустите его, – сказал он. – Никому ведь плохого он не сделал.

– Он бы еще тут у нас что-нибудь плохое сделал, – возмущенно фыркнул Хучар. – Да мы бы его без разговоров убили бы!

– Мы его так просто не отпустим, – не отступал Тайчу. – Пусть делится, а не то весь мешок отберем.