Бури Бухэ сошелся с толстым воином, в которого не попал стрелой, отвел могучий удар его палицы щитом – щит его, плетенный из березовых прутьев, покрытый тройным слоем бычьей кожи и укрепленный железными пластинами, хрустнул на руке – и тут же он тяжелым своим чжурчженским мечом достал его, откинувшегося назад в седле, в левый бок. Оттуда через разрубленный хуяг[9]
брызнула кровь, а Бури Бухэ, уже не глядя на него, раненного, отпихивая конем его в сторону, рванул дальше, в гущу меркитской толпы, увлекая за собой своих воинов…Крыло Ехэ Цэрэна широкой волной ударило по другой толпе меркитов из середины колонны, повернувшихся назад и пытавшихся выровняться перед наступавшими борджигинами. Осыпая на скаку их стрелами, не давая опомниться, вгрызлись в них с мечами и саблями.
Удар борджигинов получился внезапный и сильный, они сразу нанесли большой урон меркитам. Но меркитские нойоны, бывшие в это время впереди колонны, скоро поняли, что силы у нападающих намного меньше, чем у их войска и воодушевились для битвы. Пока задние отбивали удар, они сумели перестроить передних и повернуть их широким клином к противнику.
Когда под напором борджигинов задние ряды, теряя своих и отступая, дошли до успевших перестроиться передних и слились с ними, то борджигины вдруг разом почувствовали появившуюся у противника твердость и слаженность. Те, встав плотной устойчивой стеной, ощетинившись копьями и мечами, уже решительно огрызались и окончательно выравнивали свои ряды.
Ехэ Цэрэн, когда его крыло ударило по врагу и началась сеча, держался позади своих воинов и, выскакав на бугор, хорошо видел то, что делалось у меркитов. Он сразу понял, что они готовятся к ответному удару, выстраиваясь клином, и могут легко рассечь их разбросанные крылья на две части. Недолго думая он пустил один за другим три свистящих стрелы-йори назад, что у борджигинов означал отход.
С облегченными вздохами поворачивая коней, лавиной хлынули назад борджигины, замахали плетями, щедро поддавая по крупам и животам своих лошадей. Отстреливаясь на скаку, теперь каждый из них отчаянным взором смотрел на медленно приближающийся впереди лес. Бури Бухэ скакал в самых задних рядах и, кляня в душе малодушного Ехэ Цэрэна, по его мнению, испортившего все сражение, не переставая кричал своим воинам:
– Стреляйте, чаще стреляйте, держите их на расстоянии!
Стрелы летели с обеих сторон, все сгущаясь, валили с коней и тех и других…
Наконец, заметно поредевшие в рядах борджигины достигли первых деревьев, попрыгали с лошадей и, укрывшись за стволами и зарослями, прицельнее стали отпускать свои стрелы. Меркиты, теряя своих, повернули назад. Отъехав дальше перестрела, они съезжались толпами, зло переговариваясь между собой, оглядываясь на враждебный им, в густых кустарниках по опушке, лес. А вокруг широкой полосой от поймы реки до самого леса все было усеяно трупами только что убитых людей. Среди них, приходя в себя, начинали шевелиться редкие раненые. Устало похаживали меркитские воины, неуклюже передвигаясь по земле, неестественно толстые в своих плотных хуягах, подбирали своих и мимоходом кололи копьями раненых борджигинов, рубили их саблями.
Бури Бухэ, как только отошли меркиты, поспешил к крылу Ехэ Цэрэна. «Ну, я тебе сейчас покажу… – распаляя себя в злобе и готовясь хорошенько оттрепать его, он на коне продирался сквозь густые сосновые ветви. – Все дело испортил… если бы не трусость этой лисицы, сейчас мы разогнали бы этих меркитов…»
Выбравшись из чащи, он увидел рысивших среди деревьев навстречу к нему двоих сотников Ехэ Цэрэна.
– Где ваш нойон? – зло спросил Бури Бухэ, сжимая кулаки и негодующе оглядывая их. – Куда он спрятался?
– Цэрэн-нойон покинул нас и отправился к предкам, – негромко сказали они, опуская глаза. – Когда мы все скакали назад, стрела попала ему между шлемом и спинным щитом.
Бури Бухэ оторопело смотрел на них, раскрыв рот, не испуская звуков. Затем он спустился с коня, устало присел на старую замшелую колоду рядом и долго молчал, обиженно глядя перед собой.
– Ну и хитрец! – наконец вырвалось у него. – Всегда умел свалить все дело на других и отойти в сторонку. И на этот раз сбежал к предкам. Теперь всю вину на меня одного, наверно, будет валить…
Нукеры, не зная как ответить, молча переглядывались.
XX
Бэктэр, ведомый нукерами Таргудая, приблизившись к его ставке, снова был охвачен чувством холодного, назойливого страха перед всесильным нойоном. То воодушевление, которое пришло к нему поначалу, когда нукеры ему сказали, что Таргудай хочет с ним говорить – будто бы потому, что не смог в прошлом году договориться с Тэмуджином – позже развеялось, сменившись подозрениями, что его обманывают. Одно за другим полезло ему в голову:
«А что, если Таргудай решил извести нас всех?.. Если он был врагом нашему отцу, то теперь должен стремиться отомстить нам, его сыновьям… Ведь прошлой осенью мы прогнали его с таким позором, что он не может не думать, чтобы рассчитаться с нами…»