Тэмуджин. Книга 2

– Ладно, не болтайте много, еще услышат нойоны!

– Не всем будет плохо, кому-то и добыча попадется.

– Надо всегда думать так: и оленю порадуюсь и зайцем не побрезгую…

– Верное слово вовремя сказано…

Нойоны, не задерживаясь больше на несчастливом месте, двинули войска дальше. Сразу нарушилась томительная тишина, раздались злые выкрики сотников и десятников, тонко заржали где-то впереди кони; началась суматоха, обычная, когда большие толпы людей внезапно срываются с места и двигаются в путь.

Сотня загонщиков, где был Тэмуджин, сначала стояла на месте, ожидая приказа, уступая дорогу другому тайчиутскому отряду, тронувшемуся за знаменем Таргудая, потом двинулась вслед за ним, выравниваясь, мимо все еще стоявших на месте сотен из других родов.

XI

На племенную облаву на этот раз, как и в прошлую зиму, вышли люди в основном из ближних борджигинских родов, которые были близки тайчиутам и по крови и по местам кочевий. Из дальних родов двумя полутысячными отрядами пришли лишь салчжиуты, нойоны которых еще летом обещали Таргудаю быть с ними на охоте, да хатагины, которые перед этим поссорились с джадаранами, с кем они обычно в последние годы ходили на облаву.

Сами тайчиуты смогли оторвать от стад и табунов всего около трех тысяч воинов, остальные охраняли скот на дальних южных пастбищах, куда пришлось отогнать часть поголовья из-за большого снега на Ононе. Столько же выставили вместе сониды, генигесы, арулады, хонхотаны, хабтурхасы, кияты и другие.

Нойоны на словах относили причину такого малолюдства на нынешней облаве в счет больших снегопадов, будто бы из-за них много воинов пришлось оставить при стадах и табунах, что отчасти так и было, но про себя каждый понимал, что с падением крупного и влиятельного рода киятов, которые раньше именами Тодоена и Есугея при желании могли собрать, пожалуй, все монгольские рода, прошло время многочисленных облав, когда прибывало и в два и в три раза больше народа, чем сейчас. А единство племени и сила его в мирное время подтверждались только на облавных охотах: если много народа собралось, значит, сегодня племя в силе, а если мало и рода охотятся отдельно друг от друга, то племя разрозненно и потому слабосильно. Соседи, чтобы узнать, насколько сильно это племя, всегда старались выведать, как нынешней зимой их рода охотились, вместе или врозь и во многом от этого решалось, нападать на них сейчас или нет.

Но, как бы там ни было, нынешняя охота у борджигинов шла привычным, с древних времен сложившимся порядком. В предутренних сумерках нойоны выстраивали загонщиков перед горной долиной и оба крыла облавы, раскинувшись в стороны, бесшумными вереницами шли вверх, проникая все дальше в дебри. К полудню, охватив огромный круг в тайге, крылья сходились в назначенном месте и начинали медленно сужать ряды, понемногу выходя обратно из тайги. Звериные стада, оказавшиеся внутри круга, выгонялись на опушку, на открытое место, и их били стрелами и копьями. Нетронутыми отпускали обратно в лес лишь молодых самок и детенышей до двух-трех лет. До темноты охота заканчивалась.

Убитых зверей разделывали тут же на снегу. В большие бурдюки сливали кровь, отдельными кучами сваливали туши, требуху, шкуры, чистили снегом кишки, замораживали. Делили добычу между родами, чтобы потом на вьючных лошадях развезти по куреням.

Шел четвертый день охоты, но добычи настоящей почему-то все не было. Облава продвигалась с запада на восток по долинам горных рек, начиная с верховьев Амгаланты, ежедневно захватывая по одной долине и, по уговору, должна была завершиться на Агаце. Были уже прочесаны верховья Амгаланта, Балжа, Хумула, и в каждой из них было взято всего лишь по триста-четыреста голов разного зверья – в основном мелковесные косули и кабарга.

Нойоны у вечерних костров хмуро чесали лбы:

– Куда ушли лосиные и изюбриные стада?

– И медведей, кабанов почему мало?

– Уже второй год так.

Больше всех из нойонов тревожился Таргудай – на тобши возлагают и удачу и неудачу – впереди у него маячили дурные последствия от такой охоты. Но он, не желая показывать уныние перед людьми, хорохорился:

– Ничего, впереди еще много долин. Должно быть, зверь весь туда укочевал. Тогда уж не уйдет добыча от нас. А ну, разливайте архи по чашам… ведь говорили наши предки: и оленю буду рад, и зайцем не побрезгую. Верно ведь?..

* * *

Тэмуджин только теперь стал понимать, почему ему дали старого коня. Подвижный поначалу в степи, здесь же, в таежных буреломах, он стал быстро уставать. Выдыхаясь, он плохо шел в гору, не мог скакать через палые деревья, часто оступался на каменистых склонах.

«Сделали все так, чтобы я не смог ускакать от них, – думал Тэмуджин, сидя в седле и настораживаясь каждый раз, когда конь оступался, чтобы не упасть вместе с ним. – Хорошо же придумал дядя Таргудай…»

Сберегая силы коню, он не торопил его, выбирал места поровнее, объезжал валежины и густые заросли.