Тэмуджин. Книга 2

Оставшись один, чувствуя, как у него сжимается в груди, он оглядывался по сторонам: тот, кто свалил на него дерево, чьи удаляющиеся шаги он слышал, мог не уйти далеко, а спрятаться где-нибудь в кустах и следить за ним. Тэмуджин быстро нагнулся и достал из под ветвей свой лук, выпавший из рук при ударе и, вынув из колчана новую стрелу, приладил к тетиве. Подошел к неподвижной туше коня; не выпуская из рук оружия, торопливо отстегнул подпругу и, обойдя с другой стороны, вытянул его по снегу из-под туши. Снял узду, освобождая из все еще тепловатого рта мертвого коня железные удила и, взяв все в охапку, быстро пошел обратно по своему следу…

Идя по лесу, Тэмуджин часто останавливался и, встав за деревом, прислушивался вокруг. Внизу, в долине, не смолкая гремел ехор – там продолжалась облава. Было смутно на душе, облегчение оттого, что опасность прошла мимо, смешивалась с тревогой от предстоящей встречи с Таргудаем. Беспокоило, как тот поведет себя, увидев его, не взбесится ли от злости и что придумает дальше. Осознавая, что надо быть готовым ко всему, Тэмуджин изо всех сил укреплял свой дух решительными мыслями. «Ничего вы не смогли со мной сделать, – бодрил он себя. – Ничего и не сможете, потому что за мной смотрят сами небожители…»

И лишь единственный раз, когда он проходил совсем близко от цепи загонщиков, к нему пришла ослабляющая мысль пойти к нукерам своих дядей Даритая и Бури Бухэ, которых он утром видел позади тайчиутских сотен – те сейчас должны были быть где-то ниже по цепи – и переждать у них какое-то время. Подумав, он через силу отогнал ее. Даритай может посмеяться над ним: летом, когда звали, не захотел идти, а теперь прибежал, как хвост прищемило. Но главное, Таргудай поймет, что он разгадал его попытку убить, и тогда со зла или спьяну может пойти в открытую.

«Надо во что бы то ни стало пойти к нему прямо и показать, что я ничего не понял, – решил он окончательно и с трудом заставил себя, не сворачивая, шагать к опушке. – Нужно притушить его желание убрать меня хотя бы на время… Только бы дождаться до весны, когда сойдет снег…»

XII

Оэлун сидела в юрте одна и зашивала рваную дыру на овчинном полушубке Хасара, когда у нее вдруг остро кольнуло в груди. Она схватилась левой рукой там, где сердце, удивленно и испуганно застыв взглядом, осторожно отдышалась. Посидела, отставив полушубок в сторону, вслушиваясь в себя: знакомое чувство тяжелой, вяжущей душу тревоги отчетливо легло внутри нее и через несколько мгновений, когда мысли, пометавшись в поисках причины ее беспокойства, остановились, она уже была уверена: что-то случилось с Тэмуджином.

Лихорадочно перебирая в голове все, что могло с ним быть – гнев Таргудая, драка на ножах со злыми тайчиутскими юношами, падение с дикого коня – она проворно вскочила с места, превозмогая охватившую руки и ноги мелкую дрожь, одела шапку и пояс, из подойника на бегу зачерпнула в чистую чашу утреннее молоко и, подставляя снизу ладонь, чтобы не пролить, выскочила из юрты.

Не глядя на удивленно обернувшихся к ней Хачиуна и Бэлгутэя, которые, нарезав из-под снега травы для двух телок, слаживали ее у молочной юрты, она быстро подошла к коновязи и обратила отчаянный взор на солнце, выглядывавшее из-за синеватых туч. Сухо блестя измученными внутренней болью глазами, глядя на тусклый желтый круг, она протянула одну руку назад, хриплым голосом крикнула:

– Травы мне подайте!

Хачиун с Бэлгутэем наперегонки подбежали с пучками ковыли, сунули ей в шершавую темную ладонь. Торопливо макая сухими ломкими кисточками в молоко, проливая через край, она брызнула в небо широким взмахом и пронзительно закричала:

– Хозяин небесного огня, хозяева западного и восточного неба, вы видите, что творится на земле, посмотрите на моего старшего сына Тэмуджина, отпрыска кият-борджигинского Есугея, защитите его от опасности… возьми любого другого вместо него, но этого, хозяина нашего очага и знамени, оставьте!..

Оэлун обернулась к Хачиуну и Бэлгутэю с отчужденным, холодным взглядом, строго крикнула им:

– На колени!

Те послушно пали в снег, опустили головы.

– Этих двоих поднесу вам, живущим на небе, только спасите моего старшего сына! – громко взывала она, продолжая кропить молоком.

Из молочной юрты выскочили все остальные домочадцы и встали, испуганно слушая молитву Оэлун-эхэ небесам…

XIII

Тэмуджин, наконец, вышел к опушке. Он осмотрел крайние заросли, выбрал кусты погуще и, встав за ними, бросил свою ношу – седло с убитого коня – в снег. Отдышался, оглядывая открытое пространство перед собой.

Облавный круг здесь заметно сузился, воины в цепи стояли уже в десяти шагах друг от друга. Ближний край его был в шагах полуторастах от него. Звери еще не вышли из тайги. Оттуда, не смолкая, доносился ёхор, и по звуку его было слышно, как приближаются к выходу загонщики.