Тэмуджин перевел взгляд на большую толпу всадников, черневшую на дальнем от леса краю – это было основание облавных крыльев. Там стояли нойоны и нукеры, ждали, когда появятся перед ними звери. Вглядевшись, он выделил грузного, в черной дохе и лисьей шапке всадника на кауром жеребце – это был сам Таргудай. Он неподвижно смотрел в сторону горной долины, не оглядываясь на других нойонов, которые, переглядываясь между собой, размахивая руками, толпились позади него.
Тэмуджин постоял на месте, раздумывая. Вздохнув, он поднял из снега седло и, решительно выйдя из леса, зашагал в сторону нойонов. Краем глаза он заметил, как в цепи с ближнего края всадник на соловом коне оглянулся, увидел его и сказал что-то другому. Тот, затем и другие всадники, обернулись и удивленно смотрели на него.
Тэмуджин шел, в душе набираясь твердости и убеждая себя в том, что он решил верно, надумав идти прямо к Таргудаю – сейчас, а не позже, когда тому уже доложат о неудаче с его убийством и тот успеет обдумать все и принять новое решение.
«Сейчас он еще ничего не знает, – напряженно обдумывал он, шагая по хрусткому снегу. – Он думает, что я уже мертв: ведь тот, кто свалил на меня дерево, наверно, был кто-то из загонщиков или даже сам десятник, и еще не успел доложить о том, что с убийством ничего не вышло. И сейчас Таргудай, вдруг увидев меня живым, должен растеряться и сразу не сможет ничего решить… Будет показывать вид, что испугался за меня, – гадал он о предстоящей встрече. – Наверно, будет ругать десятника, что плохо смотрел за мной, или наоборот, меня будет ругать за то, что неосторожно езжу по лесу, за то, что коня погубил, но тогда я при всех скажу, что это десятник показал мне дорогу под мертвое дерево…»
Тэмуджин шел и видел, как воины, заметившие его, передавали о нем другим. Те оглядывались, смотрели на него и передавали дальше, и скоро их перекличка дошла до самого Таргудая. Крайний в цепи всадник что-то крикнул нойонам, указывая плеткой в его сторону, те разом повернули взгляды и Таргудай, увидев его, долго смотрел на него. Тэмуджин, не спуская глаз, следил за ним. Расстояние между ними было еще немалое, до полутора перестрелов, еще и лиц нельзя было по-настоящему различить, но Тэмуджин уже чувствовал, как тот давит на него тяжелым взглядом своих красных бычьих глаз.
Через некоторое время Таргудай повернул голову в другую сторону и, было видно, что-то сказал нукерам – один из троих всадников, что стояли за его спиной, потянувшись, взял за поводья заводного коня, стоявшего рядом, и рысью поскакал навстречу Тэмуджину. «Глупо он поступил, – сразу подумал Тэмуджин. – Сначала дождался бы и спросил, где мой конь, а потом уже своего давал. А так он показал, что уже знает, что с моим конем… Значит, растерялся и не обдумал, как нужно себя вести. Это хорошо…»
Тэмуджин узнал в приближающемся всаднике Унэгэна, того, который снаряжал его на охоту и выдавал ему оружие. Приблизившись, тот пристально всматривался в него, оглядывая с ног до головы, и было видно, что сильно удивлен.
«Он тоже все знает, – подумал Тэмуджин. – Не то по-другому смотрел бы… что он, не видел людей, которые потеряли лошадь?… Другой стал бы смеяться надо мной, а этот нет, он все знает…»
– Что с конем? – спросил Унэгэн, все еще удивленно оглядывая его.
– Деревом придавило, – сказал Тэмуджин и подал ему седло с уздой.
Он крепко взял под уздцы норовистого буланого коня, закинув поводья ему на шею, крепко схватился за гриву и взобрался в остывшее на морозе седло. Повернул и первым поскакал в сторону толпы нойонов.
Таргудай встретил его с настороженным и, как показалось Тэмуджину, растерянным взглядом.
– Сын Есугея на облавной охоте потерял коня, – напряженно усмехнулся он. – Что случилось?
– Сухое дерево упало прямо на меня, – невозмутимо глядя ему в глаза, произнес Тэмуджин. – Коня придавило, а я жив остался…
– Коня насмерть придавило, а ты жив остался? – удивленно переспросил Таргудай.
– Ему суком переломило хребет, он не мог встать на ноги, и я его зарезал, – сказал Тэмуджин, запоздало вспомнив, что забыл свою мадагу помазать кровью и тут же решая: «Скажу, что снегом вытер».
Таргудай молчал, глядя на него. Нойоны и нукеры, примолкнув, выжидательно посматривали на них обоих. В толпе позади других нойонов Тэмуджин заметил потупленные лица детей Хутулы, еще дальше – испуганное лицо Даритая, злобно нахохлившееся, темное от мороза – Бури Бухэ.
– Зарезал, говоришь? – спросил Таргудай. – А чем ты его зарезал?
– Мадагой…
Таргудай, помедлив, подозрительно глядя на его мадагу, сказал:
– А ну, покажи его.
Тэмуджин вынул лезвие из ножен.
– А почему он у тебя чистый?
– Я его протер снегом.
Таргудай снова помолчал, давя на него тяжелым бычьим взглядом. Тэмуджин сидел в седле, удерживая нетерпеливо переступавшего ногами коня и смиренно потупив глаза.
– А десятник тебя видел?
– Нет. Я не стал докучать ему с этим делом… облава уже спускалась вниз и наши двинулись вперед, ему уже не до меня было. А я снял седло с коня и пошел к вам.