Один из них сокрушенно развел руками.
– Мы никак не думали, что они выкинут такое. Ведь эти джадараны знали, что мы должны подойти.
«И Джамуха, видно, не далек умом, – мучаясь досадой, подумал Тэмуджин. – Испугался тайчиутов, а сам и дозоры не расставил. Как можно допускать такие оплошности? Виноват он, только как ему укажешь, он ведь пришел помогать мне».
Удрученный таким началом, он с изумлением раздумывал над тем, как просто, ни с того, ни с сего может случиться такая глупая и жестокая ошибка. «Это и моя ошибка, – с поздним раскаянием думал он, – раз вышел в поход с войском, надо самому подумать обо всем, не надеяться на других…»
– Хорошенько запомните об этом случае, чтобы такое никогда больше не повторялось… – наконец, сказал он. – Отныне думайте и за других, а не только за себя. Правду, выходит, говорят: на глупцов понадеешься – сам в глупцах окажешься. Погибших похороните повыше, на горе, как благородных соплеменников: они шли спасать мою честь, значит, погибли за своего нойона. Сделайте из камней обо и попросите их души охранять эту меркитскую дорогу. Пусть вечно их души несут тут дозор и предупреждают нас об опасности. А мы отныне, проезжая здесь, должны будем приносить им жертвы вином и мясом. Пусть все воины запомнят это место.
Мэнлиг с Саганом многозначительно переглянулись. Сотники поклонились, прижимая руки к груди.
Отходя от них и направляясь в сторону ханского костра, Тэмуджин раздосадованно подумывал: «Только что взял войско в свои руки, едва тронулся в поход, а уже кровь и смерть… и это, видно, только начало…»
Джамуха, уже забыв о случившемся, весело поблескивал зубами перед костром, рассказывая хану о своей жизни.
– А ко мне уже из дальних родов нойоны приезжают. Вот летом я хочу устроить у себя игры, со всех концов приглашу мэргэнов и багатуров – это будут состязания на всю степь! Я и вас приглашу.
Увидев подходившего Тэмуджина, он обрадованно вскинулся:
– Анда, не успели со встречи и словом перекинуться, а ты куда-то пропал. Нехорошо это, не по-братски. А ну, садись со мной рядом, выпьем по одной. Эй, нукеры!..
– Где же твой дядя Ухэр? – без улыбки спросил его Тэмуджин, сев с ним рядом. – Он что, не вышел в поход?
– Где же ему быть в походе? – рассмеялся Джамуха. – Он ведь однорукий, такому лучше дома сидеть, за хозяйством присматривать.
Тэмуджин промолчал, подумав: «Лучше однорукому быть в походе, чем безголовому». В душе он не мог простить ему двух своих воинов, погибших так нелепо, по глупости. Хан, неторопливо жуя косулье мясо, молча присматривался к ним, задумчиво переводя взгляд с одного на другого.
X
На следующее утро войска трех улусов перешли с верховья Онона на маленькую речку Минж, берущую начало за горой, на западной стороне, и стремительным потоком рвущуюся на север, к полноводной Сухэ[27]
.Шли по тайге, разделив войско на несколько частей, разными тропами проходя между отрогами. Отряды направлял Улун, выбирая им дорогу по падям и ущельям. Еще перед выходом он из лучших охотников выбрал проводников, те и вели колонны по его указаниям.
Леса, далекие от многолюдных степей, кишели зверем и птицами. Воины на ходу постреливали густо сидящих на ветвях сосен и бродящих по траве глухарей и тетеревов, приторачивали их к седлам, запасаясь впрок.
Многие били и косуль, показавшихся за зарослями или на проплешинах лесистых склонов. Тэмуджин видел, как один из воинов застрелил косулю и, подобрав ее с земли на седло, вернулся в строй и свежевал на ходу, удерживая ее на передней луке. Соседний всадник помогал ему, он вырывал из распоротого живота косули мотки синих кишков и отбрасывал в сторону, подальше от тропы. Со всех сторон тянулись к ним с чашами в руках другие всадники, черпали темную звериную кровь, пили…
На подходе к Сухэ ночевали в таежных распадках, а на другой день, незадолго перед полуднем, вышли на речную долину.
– Это еще не меркитская река, – говорил Улун нойонам, собравшимся на высоком пригорке, откуда открывался вид на долину. – Тут живут мелкие племена, то ли они данники меркитов, то ли своей головой живут. Перевалим еще хребет, там и увидим меркитские курени.
Пожилые воины, оглядывая узкую степь между лесистыми горами, задумчиво переговаривались между собой:
– Такие же места, что верховья Онона или Керулена…
– А травы тут нетронутые…
– Можно было и сюда прикочевать, да одно нехорошо: меркиты близко…
– Неспокойно вблизи таких соседей.
– Так и живем мы, толкаемся в одном месте, боясь приблизиться к чужим, а тут такие корма без пользы пропадают.
До полудня вплавь перешли реку и вновь поднялись к горам. Вновь пошли таежные пади, звериные тропы в ущельях между скалами и отрогами…
Перед вечером войска вышли в долину реки Хилга[28]
. С опушки открылся вид на широкое русло, окаймленное густым ивняком, уходящее вниз, на запад.