Тэмуджин. Книга 3

В последние полмесяца Кокэчу был в поездках по ононской долине, ночуя в степи один, у костра. В одну из этих ночей он снова увидел Тэмуджина во сне – будто тот уже стал во главе своего улуса: сын Есугея на белом жеребце, с отцовским знаменем в правой руке выступал перед народом; всадники в доспехах и при оружии, выстроенные в ровные колонны, кричали ему: «Тэмуджин-нойон!..»

И Кокэчу понял, что мечта Тэмуджина вернуть отцовский улус свершится совсем скоро и тут же почувствовал: что-то другое, кроме их, с отцом Мэнлигом, помощи, движет того по пути к цели. Это встревожило Кокэчу.

А еще задолго до этого, в самом начале зимы, у него с отцом состоялся разговор о Тэмуджине: о том, когда им начинать выдвигать его перед народом, и они не сошлись во мнениях. Отец стал остерегать его от поспешных действий, говоря, что положение в племени сейчас шаткое и пока нужно сидеть тихо, не высовывая голову.

– Надо еще выждать, – говорил Мэнлиг, – пусть люди еще помучаются в этой войне, зато потом они будут послушны.

Но Кокэчу уже тогда явственно осознавал, что восхождение Тэмуджина стремительно близится – будто все шло само собой, независимо от их помощи и вмешательства. И теперь, увидев свой второй сон, он крепко задумался о том, как бы не упустить время. Будущее свое он связывал только с Тэмуджином – среди молодых нойонов он не видел никого иного, кто годился бы в ханы. И он решил больше не ждать и начинать возглашать народу о будущем хане Тэмуджине – народ разнесет его пророчества, слухи дойдут до ушей самого Тэмуджина, и тогда он будет благодарен ему и почувствует обязанность перед ним.

Он возвращался с Онона на верховье Керулена, к отцу, чтобы поговорить с ним еще раз о Тэмуджине, когда встретил в степи стариков. Послушав их разговоры, он уже без сомнений решил открыто сказать им о будущем хане. Знал он, что отец не одобрит его за это и опять будет говорить, что, мол, рано и опасно, но Кокэчу был уверен в своей правоте.

«Стареет отец, – снисходительно подумывал Кокэчу о нем, – ум замедляется, становится пугливым, но я-то знаю свой путь… я теперь знаю все».

XIII

В борджигинских куренях прошли похороны, отшумели поминки по ушедшим. Понемногу отдалялись, тускнели в памяти кровавые дни.

Рода приходили в себя после удара, однако перенесенное горе ожесточило народ. Люди всюду озлобились, растеряли былое почтение к нойонам, а некоторые из самых дотошных начали доискиваться причины обрушившейся на них напасти. В разговорах среди людей то и дело слышалось:

– Что довело нас до такой жизни?

– Кто виноват в этом?

– Куда нас ведут эти нойоны?..

Поначалу люди тихо роптали у своих очагов, либо собираясь между юртами, подальше от нойонов. Однако общее горе, накопившись, вскоре всколыхнуло их, окончательно сорвало с них покров смирения перед старшими. Все больше смелея, люди уже открыто приставали с вопросами к нойонам и старейшинам.

В баруласском курене харачу, придя к юрте своего нойона, вызвали его на разговор. Нойон, властный тридцатилетний мужчина с седеющими по вискам волосами, вышел, настороженно оглядываясь, прошел сквозь толпу вперед. Его тут же окружили тесным кольцом. В лицах простых воинов кипела еле сдерживаемая злоба. Многие открыто сжимали в руках увесистые кнуты, другие держались за рукояти заткнутых за поясами ножей.

– Ответьте нам, зачем вы повели нас на керуленские рода? – посыпались нетерпеливые вопросы. – Кто из вас придумал эту глупость?

– Вы говорили нам: все обогатитесь, пригоните лошадей и коров, заживете новой жизнью. Где эта новая жизнь?

– Было плохо, стало еще хуже. Куда вы нас завели?

Нойон, опешенный невиданным напором харачу, опасливо глядя на искривленные яростью лица, неуверенно оправдывался.

– Не я один решил идти в этот поход, – скрывая в голосе дрожь, стараясь удержать на лице строгое выражение, отвечал он. – Это было решено всеми нойонами на совете у тайчиутского Таргудая.

– Что нам ваши советы? – в лицо ему, шепелявя и брызгая слюной, натужно кричал седой беззубый старик. – Чего путного вы там можете придумать? Вы нам детей да внуков верните!

– Да! – стоя рядом, вторил ему другой, с ввалившимся ртом, с похожим от худобы на череп лицом. – В прошлую зиму вы на своих советах так же решили идти на онгутов. В том походе погиб мой старший сын. Зря погиб! К чему привел тот ваш поход? Онгуты пришли мстить нам, да еще других привели… В битве с ними за Агацой погиб второй мой сын. А в этих битвах с керуленскими погибли три моих внука… половина моих потомков за ваши прихоти погибла!.. И у многих так же погибли внуки. Ты уводил их в походы и ты перед нами в ответе! Говори нам прямо, за что гибнут наши дети?..

Нойон, бледнея, не зная как ответить, лишь кусал губы.

– Вы виноваты во всем! – неслось на него отовсюду. – Все сейчас были бы живы, если бы не вы…

– Из-за вас вся жизнь в племени порушилась!

– Нет ни порядка, ни покоя народу!

– Почему все это происходит?..

– Вот бросим вас, будем кочевать одни, тогда посмотрим, как вы без нас будете жить.

– Как предки наши, из народа вождей выберем!