На арбу вслед за ним вышли трое шаманов в оргоях[6]
и майхабши[7], встали спина к спине, повернувшись в разные стороны. Некоторое время они молчали, пронзительно всматриваясь в лица людей. Казалось, что они кого-то ищут в толпе. Народ притих, многие опустили глаза, боясь встретиться с ними взглядами.Наконец, один из них, пожилой, в оргое из волчьей шкуры, каким-то жутковатым, не по-человечески звенящим голосом заговорил:
– Вы все были во втором походе и многие из вас видели, как в ночь после второго дня битвы на холме, где стояли керуленские вожди, загорелось тринадцать больших костров и возле них плясали люди. Это были их шаманы, они обращались к тринадцати кровавым богам восточного неба и просили у них помощи против вас. Восточные боги им помогли, иначе они не смогли бы одолеть вас, борджигинов, исконных багатуров племени… Кто из вас помнит тринадцать больших костров на холме, где стояли керуленские вожди, отзовитесь!
Шаманы, сузив глаза, остро оглядывали толпу. Взгляд старшего шамана остановился на лице одного юноши, стоявшего недалеко от арбы.
– Я видел! – крикнул тот.
– Я тоже видел! – отозвался поблизости другой.
– И я видел! – в другом конце толпы.
– И я!..
Тут и там раздавались утверждающие возгласы, все больше становилось видевших, толпа загомонила, зашумела, тут и там начались споры.
– Что ты мог видеть? – спрашивал немолодой воин юношу, крикнувшего первым. – Ведь там везде горели костры!
Тот стоял на своем.
– Я видел, как возле костров плясали шаманы!
– А может, это от холода люди плясали.
– Нет, это были шаманы.
– Как ты мог так далеко разглядеть их?
– У меня глаза острые.
– Тьфу! – досадливо сплюнул тот в землю и отошел от него.
Гомон и споры все больше разгорались в толпе. Отовсюду слышалось:
– Да вы думаете своими головами, что говорите? Как это можно увидеть в такой дали, да еще ночью?
– Если вы слепые, то мы – нет!
– Вы от страха ничего не видели…
– Наверно, уже бежали по всю прыть, раз ничего не видели.
– Что-о?.. Ты как разговариваешь со старшими?
– А ну, иди-ка сюда.
– А что, и подойду!
Завязалась драка, собачьим клубком покатились по земле схватившиеся. Замелькали разбитые в кровь лица, окропили снег алые пятна. Драчунов еле разняли, растащили в разные стороны.
Споры продолжались.
– И вправду: кто не видел, значит, те первыми и бежали.
– Трусливые косули!
– Бабы!
– К ответу их!
– Судить!..
– Это было на том холме, где днем виднелись их знамена.
– Ясно, что это была их ставка, значит, и шаманы там были.
– Да что с вами разговаривать…
Многие стояли молча, сбитые с толку, изумленно глядя вокруг, другие, задумавшись, напряженно вспоминали, с трудом воскрешая перемешанные в памяти события.
Шаманы вместе с нойоном все так же стояли на арбе. Они тихо переговаривались между собой, поглядывая на толпу. Потом нойон властно поднял руку, требуя тишины, провозгласил:
– Мы должны собраться вместе в один день и умилостивить восточных небожителей. Такую волю небес нам передали шаманы, так мы и решили на собрании нойонов. Это дело немалое, нужен большой молебен, каждый род принесет жертву три раза по тринадцать черных жеребцов и по тридцать девять черных баранов. Только таким числом жертвы мы перетянем милость богов на свою сторону… Боги требовали еще и людей от каждого рода – многих!.. Но у нас и так слишком много народу погибло, и шаманы сумели упросить их смилостивиться. Вместо людей на этот раз отдадим скотом…
Стало тихо. Только что перекипавшая от возбуждения толпа враз остыла, лица людей приуныли. Раздались упавшие голоса:
– Опять резать коней…
– У меня и так осталось только на развод.
– Да я в эту зиму детей только зверининой кормлю. Уже смотреть не могут на черное мясо, а я заставляю…
Нойон, выждав, торжествующе продолжал:
– Но я, ваш нойон, знаю, как вам трудно было в последнее время. У всех были большие потери, все дошли до края… Поэтому я и решил от себя внести за всех вас эту общую жертву богам.
По толпе прокатился облегченный вздох, на потемневших лицах завиднелись тусклые улыбки.
– Ну, хоть в одном есть толк от нашего нойона, – слышалось в задних рядах, – когда подопрет нужда, он не жадничает…
– Ему хорошо жертвовать, – ворчали другие, – когда он с первого похода почти сто голов кобылиц пригнал, те ему еще наплодят жеребцов.
– Теперь расходитесь и готовьтесь к жертвенному празднеству, – громко провозгласил нойон, с веселой усмешкой оглядывая толпу, – готовьте свои желудки для архи и мяса. Всем достанется!
Толпа послушно стала разбредаться. Некоторые, уходя, хмурили недовольные лица, другие недоуменно крутили головами, все еще раздумывая над решением нойонов, но большинство уже весело перемигивались, удовлетворенные предстоящими пирами.
Несколько дней в куренях борджигинов шли кровавые жертвоприношения. Вечерами, с наступлением темноты, народ собирался огромными толпами и выходил на восточную сторону.