Хотя он и знал, что ему суждено в будущем стать ханом, он не думал, что это может случиться так скоро и нежданно. Только недавно получив отцовское владение и едва освоившись на месте нойона, он считал, что время его ханства еще далеко. На стремление анды (если оно и было на самом деле) он смотрел как на такое же глупое ребячество, как однажды высказанное им желание выучить волчий язык. Но Кокэчу сейчас явно толкал его на ханский трон, а это уже не было шуткой. По молчанию Мэнлига было видно, что он полностью согласен со своим сыном.
Кокэчу, не дождавшись от него ответа, заговорил:
– Не хваля тебя, скажу: у тебя еще много недостатков для настоящего хана, но, кроме тебя, им стать некому. Ты ведь хотел навести порядок в степи, осенью даже предлагал нойонам вместе взяться за это, и что услышал в ответ? Они даже не поняли важности того, что ты им говоришь, решили, что ты жаждешь власти, – на большее ума у них не хватает, это все мелкие и ничтожные людишки. Единства в племени нет, а долго так продолжаться не может – татарский набег нам показал, как это опасно. А раз люди не понимают ничего, для того и нужен им хан, чтобы смотреть за всеми, вразумлять их словом и делом, держать всех в узде. Но если допустить к трону такого, как Джамуха, станет еще хуже. Поэтому хочешь или не хочешь, а время твое пришло. Ты хотел порядка, вот и берись за это. Или ты испугался, когда дошло до самого дела? – Кокэчу насмешливо прищурился.
– Ну, хорошо, раз нужно, – припертый доводами шамана и внутренне еще с трудом осваиваясь с неизбежным, согласился Тэмуджин. – Только сам я не буду никого призывать или уговаривать… Если захотят люди меня видеть своим ханом, тогда не откажусь…
– Вот и хорошо, – улыбнулся Кокэчу. – Пока от тебя ничего больше не требуется. Ну, а теперь мне пора.
Он с невесомой легкостью поднялся на ноги и пошел к двери мягким, звериным шагом, на ходу надевая свою волчью шапку. Когда он обернулся, у него было уже совсем иное лицо – не то, с которым он только что сидел и беседовал с ним. Вновь на Тэмуджина смотрел, будто пронзая насквозь, холодный, отчужденный взгляд. Казалось, мыслями он был уже не здесь, а где-то далеко. Кивнув на прощание, шаман легкой тенью вышел из юрты.
Тэмуджин смотрел ему вслед, на закрывшийся за ним полог, и на миг перестал верить в действительность происходящего. «Уж не сон ли это… – подумалось ему, и он незаметно ущипнул себя за кисть левой руки. – Нет, не сон, вот и Мэнлиг наяву сидит, почесывает бороду…»
Отбросив от себя наваждение, бодрясь, он обратился к нему:
– Ну, Мэнлиг-аха, как думаешь, сможет ли устоять наше войско, если и сюда придут татары?
– Они сюда не придут, – уверенно отозвался тот, глядя на огонь и о чем-то упорно размышляя.
– А почему ты так думаешь? – спросил Тэмуджин, почувствовав любопытство. Ему показалось, что тот знает что-то неизвестное ему, и загорелся желанием выведать у него все.
– Наши шаманы смотрели в ключевую воду, – просто ответил тот и кивнул в сторону двери, куда только что вышел Кокэчу. – Увидели, что татар скоро обуздает Алтан-хан[27]
. Говорят, что он уже послал к ним своего Вангин-Чинсана, чтобы осадил их.– А это кто такой?
– Чжурчженский дайчин-нойон[28]
, предводитель войск, стоящих на Длинной стене[29]. Он и присматривает за всеми нами – кочующими народами.– Алтан-хану какая нужда останавливать татар? Ведь он всегда бросает между нами кости, чтобы мы почаще воевали между собою?
– Верно, ему выгодно, чтобы мы дрались, но при этом он смотрит, чтобы никто из нас не ослаб слишком, чтобы мог противостоять соседям. А если какое-то из степных племен слишком усилится, оно станет опасным для самих чжурчженей, поэтому Алтан-хан начнет его сдерживать, а если совсем распоясается, сам пойдет на него войной и при этом постарается истребить как можно больше людей. Татары это знают и потому будут ему послушны.
– А если усилимся мы?
– Тогда он будет помогать татарам.
Они поговорили еще немного, и Мэнлиг ушел. Оставшись один, Тэмуджин глотнул из чаши остывающего супа и вновь задумался.
На душе у него было смутно, мысли то о татарской угрозе, то о ханстве Джамухи и возможности самому стать ханом, перебивая друг друга, лезли в голову. Но не меньше взволновало его поведение шамана Кокэчу. Вновь он властно забирал его волю, отбирая у него возможность самому решать свою судьбу, внушая что-то свое, требуя послушания. Мэнлиг был смирен, но был заодно с сыном, и Тэмуджин чувствовал, что вновь они вместе, как три года назад, начинают верховодить им.
XVI
На встречу с керуленскими нойонами Джамуха взял всех своих дядей, чтобы показать, что теперь многочисленный джадаранский род полностью находится в его руках. А еще керуленские вожди должны были уяснить, что если джадараны в полном составе взялись за дело, значит, они просто так не отступятся и лучше им не перечить, чтобы не навлечь на себя их месть.
В ночь перед поездкой Джамуха собрал дядей у себя и объявил им о своем намерении стать ханом, рассказав о событиях на Ононе и о прибытии в его улус борджигинских родов.