Темза. Священная река

Рухнул Лондонский мост,
Рухнул мост, рухнул мост,
Рухнул Лондонский мост,
Леди моя, леди.

Запереть тебя ключом,

Запереть, запереть,
Запереть тебя ключом,
Леди моя, леди.

Как нам выстроить его?

Как нам быть? Как нам быть?
Как нам выстроить его,
Леди моя, леди?

Сребро-злато есть у нас,

Есть у нас, есть у нас,
Сребро-злато есть у нас,
Леди моя, леди.

Сребра-злата нет совсем,

Нет совсем, нет совсем,
Сребра-злата нет совсем,
Леди моя, леди.

Иглы-шпильки есть у нас,

Есть у нас, есть у нас,
Иглы-шпильки есть у нас,
Леди моя, леди.

Иглы-шпильки ржа возьмет,

Ржа возьмет, ржа возьмет,
Иглы-шпильки ржа возьмет,
Леди моя, леди.

Древесина есть у нас,

Есть у нас, есть у нас,
Древесина есть у нас,
Леди моя, леди.

Древесина прогниет,

Прогниет, прогниет,
Древесина прогниет,
Леди моя, леди.

Крепкий камень есть у нас,

Есть у нас, есть у нас,
Крепкий камень есть у нас,
Леди моя, леди.

Мост из камня – на века,

На века, на века,
Мост из камня – на века,
Леди моя, леди!

Было много предположений о том, кто такая эта “леди”, и вероятней всего, что это Элеонора Прованская, жена Генриха III. Муж отдал в ее распоряжение доход от мостовой пошлины, но она явно не желала тратить что-либо на содержание моста. Этим она навлекла на себя всеобщее недовольство, и в стихотворении она выведена как леди, ни за что не желающая “выстроить его”. Видимо, закономерно было то, что в 1263 году, бежав из Виндзора от сторонников де Монфора, она подверглась нападению горожан, бросавших в нее грязь и камни с моста, так что она вынуждена была укрыться в Тауэре. За столетия стихотворение вобрало в себя разнообразные образы и детали, связанные с мостом, и, подобно самому мосту, перестраивалось от поколения к поколению, пока не обрело подлинную гармоничность и пропорциональность. Существуют и другие его варианты, в которых главное изменение – введение “миледи Ли”, которая, по-видимому, олицетворяет реку Ли, впадающую в Темзу близ Уоппинга. Во многом эти строки – плач о бренности и разрушении, длящийся вплоть до последних двух строф, где говорится о чудесном спасении моста в каменном обличье.

Деревянный мост и вправду постоянно терпел ущерб от пожаров и прочих напастей, его то и дело ремонтировали. Между 1077 и 1136 годами ему угрожали восемь крупных пожаров, и “Хроника” сообщает, что город и окружающие его графства были “сильно отягощены” налогами на содержание “моста, который едва не был снесен рекою”. В правление Вильгельма Рыжего мост полностью снесло в результате большого наводнения. Шесть лет спустя, в 1097 году, его опять, согласно “Хронике”, “едва не смыло течением”. В 1130 году Джеффри “Изобретатель” получил 25 фунтов за сооружение двух новых пролетов. В 1163 году мост полностью заменили, построив его из вяза, однако новое сооружение простояло только тринадцать лет.

Из-за больших расходов на постоянный ремонт и перестройку “отцы города” к исходу XII века в конце концов решились на возведение большого каменного моста. Работами руководил Питер де Коулчерч, или Питер “Мостостроитель”, и продолжались они более тридцати лет. Новый мост сооружался чуть ниже по течению своего деревянного предшественника, так что горожане, пока шло строительство, пользовались старым. Точные параметры каменного моста нам неизвестны. Длина его платформы из кентского известняка составляла, по некоторым данным, примерно 900 футов (274 м), ширина, как утверждает Джон Стоу, – около 30 футов (9,1 м) – не слишком много для того объема коммерции, который мосту вскоре пришлось на себе нести. Он состоял из девятнадцати пролетов, покоился на массивных быках с ледорезами и был снабжен деревянной подъемной частью, дававшей защиту от вражеского вторжения с реки и позволявшей своим кораблям заходить за мост. Подъемная часть, однако, впоследствии начала гнить и в середине XVI века была разобрана.