Темза. Священная река

Преступность на Темзе существовала всегда. В отчете от 13 июля 1752 год “ординарий”, то есть капеллан Ньюгейтской тюрьмы пишет об одном из заключенных, что “он работал на реке, а это весьма подозрительный образ жизни: такие люди, по общему мнению, сторонними способами приобретают больше денег, чем трудом”. По этим словам можно понять, что на Темзе, “по общему мнению”, царило беззаконие. Столетие за столетием речная жизнь была полна ссор и временами весьма опасна: лодочники конфликтовали со шлюзовиками, мельники – с рыбаками. Моряки воевали с таможенниками, лодочники – с моряками, и происходило все это в среде, где сухопутные законы не признавались.

Самым обычным из правонарушений была, разумеется, кража. Согласно оценке все того же Патрика Кохуна, на Темзе добывали средства к существованию нечестными способами почти одиннадцать тысяч человек. В своем “Трактате о коммерции и поддержании порядка на реке Темзе” (1800) он описывает реку как особую территорию сплошного “казнокрадства, обмана, растрат, мародерства и грабежа”. Темза способствовала созданию “преступного типа, проявляющего в своих многоразличных разновидностях необычайную, невиданную развращенность”.

Сотни кораблей, стоявших на якоре в ожидании прилива или подходящей пристани, были приманкой для воров. По всему устью промышляли контрабандисты, сбывавшие шерсть и прочие товары; орудовали вооруженные “речные пираты”, которые по ночам перерезали якорные канаты лихтеров и ждали, когда их течением прибьет к берегу. На лодках плавали ночные грабители, на пристанях присваивали добро “длиннофартучники”. “Легкую кавалерию” составляли вступавшие в сговор помощники капитанов и таможенные инспекторы, “тяжелую” – грузчики и портовые рабочие, стремившиеся получить добавочный доход. Некоторые бросали груз в воду во время прилива, чтобы в отлив его подобрали сообщники.

“Коупменами” назывались скупщики краденого, промышлявшие в бесчисленных прибрежных переулках и закоулках. Там имелось так много погребков, подвальчиков и даже простых ям в земле, что прятать добро было легко. Славилась своими скупщиками, в частности, улица Кинг-Дэвид-лейн в Шадуэлле. Но некоторые из них жили не так близко от реки: известным скупщиком курительного и нюхательного табака был мистер Купер, торговавший табаком в приходе св. Анны в Сохо.

В самом устье реки орудовали “рекеры”, ложными огнями сбивавшие лоцманов с курса и вызывавшие кораблекрушения. Эстуарий с его ручьями и болотами был идеальным местом для того, чтобы прятать и перевозить контрабанду. “Аулерами”, к примеру, назывались те, кто нелегально переправлял через болотистую местность тюки шерсти. Из века в век эстуарий оставался царством лодочников-контрабандистов, вовсю пользовавшихся притоками и прочими водными путями. Прекрасные возможности для их ремесла предоставляли скалистые морские берега близ Рекалвера и Уитстебла. Другие контрабандисты проскальзывали, минуя таможенников, по речкам Суэйл, Медуэй и Янтлет-крик. Местами хранения могли служить пабы и церкви, а порой товары прятали под водой – в болотцах и ручейках. Дефо в “Путешествии по всему острову Великобритания” (1724–1727) пишет о Фавершеме: “Я не знаю ничего, чем прославился бы этот город, помимо пресловутой контрабанды”. В Эссексе, по слухам, джин продавался так дешево и в таком изобилии, что жители мыли им окна. В одном парламентском отчете говорится, что, как только корабль из Ост-Индии встает на якорь в устье Темзы, “к нему слетается рой контрабандистов и начинается настоящая ярмарка”. Помимо товаров, тут нелегально переправляли и людей, и занимались этим прямые наследники тех, кто в первой половине XVI века помогал просачиваться в Англию и обратно священникам-иезуитам, противившимся Реформации.

Количество и разнообразие товаров, проходивших через Лондонский порт, было таково, что процветали все виды воровства. До того, как в начале XIX века были созданы охраняемые доки для стоянки судов, годовая потеря дохода оценивалась примерно в 800 000 фунтов. Подозревали, что треть портовых рабочих замешана в тех или иных правонарушениях. Но, поскольку большая часть денег все же попадала в карманы лондонцев, нарушители полагали, что их поведение укладывается в понятия о честной торговле. Это было привычно, это была традиция. “Речные жаворонки” и “длиннофартучники” считали, что их ремесло имеет такое же право на существование, как труд матроса или лоцмана. Бондари и лихтермены называли кражу табака из больших бочек словечком “сокинг” и рассматривали ее как “добрый старый обычай”. Само собой, многие коммерсанты и клерки, связанные с речными перевозками, входили к преступникам в долю. Корабли и корабельные чины, с которыми можно было “договориться”, назывались “покладистыми”. Можно заключить, что Темза ощутимо способствовала формированию столичной преступности.