Темза. Священная река

В том столетии работа в лондонских доках считалась самой низкооплачиваемой, неквалифицированной и нерегулярной из всех возможных. Ни то, ни другое, ни третье, строго говоря, не соответствует действительности. Докеры зачастую зарабатывали больше, чем, например, лондонские возчики, и для тех, кто мог делать тяжелую работу, ее было вдоволь. Она считалась, однако, неквалифицированной и грязной, считалась уделом людей низшего пошиба, не способных ни к чему иному. Трудовая Темза – это были пыль и слякоть, грязь и дым. Лица иных грузчиков были синими от индиго или черными от угольной пыли, от их одежды шел въевшийся запах того, что они перетаскивали. На них, кроме того, падала тень дурной в целом репутации лодочников и барочников. Река ассоциировалась с распущенностью и сквернословием, с контрабандой и воровством. Работа на ней или около нее в любом случае пятнала человека.

Это был особый мир со своим языком и своими законами. От матросов-китайцев в опиумных курильнях Лаймхауса до контрабандистов на малярийных отмелях устья речные люди не подчинялись никакой цивилизованной системе ценностей. Чужеродный мир Темзы вливался в их души. Эта чужеродность выражалась в самом сленге лондонских доков, основанном большей частью на произнесении слов задом наперед. Этот сленг повлиял и на рифмованный сленг кокни, так что жизнь Темзы напрямую подействовала на язык лондонцев.

От реки произошли и другие пласты сленга. Тех, кто работал на зерновых складах Миллуолских доков, называли toe-rags (портяночниками). Впоследствии это выражение распространилось как презрительная кличка. Лихтермены Лондонского порта называли лихтерменов, работавших ниже по реке, chalkies (меловыми) или carrot crunchers (грызущими морковь). Портовые грузчики, работавшие в Суррейских доках, назывались stevedores – от испанского estibador (грузчик, упаковщик).

Печатные источники XIX века раскрывают перед нами пестрый трудовой мир доков с толпами поденщиков у ворот, ождающих работы в 7.45 утра. К их числу принадлежали неимущие беженцы, банкроты, отставные солдаты, промотавшиеся джентльмены, уволенные слуги, бывшие заключенные. “Аристократами” доков были четыре-пять сотен постоянных рабочих, получавших регулярное жалованье. Число поденщиков при этом составляло примерно 2500. Генри Мейхью в книге “Труженики и бедняки Лондона” (1849–1850) рассказывает о тех, кто стоял у ворот доков в надежде получить работу: “Одни в сюртуках, наполовину вышедших из моды и порванных на локтях, в просвечивающих через дыры грязных рубашках; другие в засаленных охотничьих костюмах, с красными прыщавыми лицами; третьи в аристократических лохмотьях; четвертые в черном, выцветшем до ржавого оттенка; пятые с модными воровскими завитками волос под щегольской кепчонкой”. Работа, которую они стремились получить, становилась все более неприятной. Например, из-за риска пожара подъемные краны нельзя было приводить в движение силой пара, и ее заменяли ступальные колеса. Шесть-восемь человек входили внутрь деревянного цилиндра и, держась за канаты, вращали его ногами. За час они могли сорок раз поднять груз весом в тонну примерно на 8 м. Эта часть речной жизни была неведома тем, кто знал Темзу с более картинной стороны.

Существовали и другие виды работы. Дреджеры, или “речные искатели”, высматривали в воде предметы, упавшие за борт того или иного из бесчисленного множества плававших по Темзе судов. Пренебрежительное словечко “тош” (ерунда) произошло от деятельности “тошеров” – лодочников, искавших в реке плавающие обломки или то, что было выброшено за борт при опасности кораблекрушения. На затопляемых берегах трудились “жаворонки”, немалую часть которых составляли дети и древние старухи, проводившие дни за сбором в грязной жиже кусочков угля, металла и дерева. Дождавшись, когда отлив обнажит берег, они разбредались во все стороны; Генри Мейхью пишет, что они молча, “с бесстрастно-несчастным видом шлепали по грязи, сгорбясь и пристально глядя себе под ноги”.

Они принадлежали к числу тех беднейших из бедных, кто, обитая в прибрежных дворах и проулках, ходили, “едва прикрыв наготу неописуемой рванью; тела их были перепачканы речной слякотью, лохмотья их затвердели как доска от грязи всевозможных видов”. Вот каковы они были – люди реки.