Я опустила взгляд в пол, не отвечая.
Затем я пожала плечами и придала своему голосу скучающий тон.
— Если тебе от этого станет лучше. Конечно.
Он рассмеялся, снова заставив меня вздрогнуть от неожиданности.
Прежде чем я успела повернуть голову, он вышиб чашки из моих рук, разбив фарфор и пролив чай на поверхность деревянного пола. Другой рукой он в то же мгновение схватил меня за запястье и дёрнул к себе.
Я налетела на его грузное тело. Не успела я восстановить равновесие, как он схватил мою руку, прижал ладонь и пальцы к своему паху и заставил их сжаться.
Когда я подчинилась, боль выплеснулась из него рябью.
Его пальцы сильнее сжали мои, а другая ладонь ласкала мою грудь.
— Как тебе это, малышка? — его голос зазвучал грубее. — Достаточно большой для тебя?
Я посмотрела ему в глаза.
— Это помогает тебе почувствовать себя большим?
— Поэтому ты отказала мне? Боишься версианского члена?
Я закусила губу и отвела взгляд. Я слышала в его голосе улыбку.
— Тебя ещё не объезжали члены моей семьи, да, девочка?
Я ровным взглядом посмотрела ему в глаза.
Он улыбнулся ещё шире.
— Я буду с тобой хорошим, девочка. Обещаю. Я буду обращаться с тобой очень хорошо.
— Куда ж ты денешься.
Его глаза слегка посуровели, но улыбка не дрогнула.
— Ты кажешься до ужаса сердитой, учитывая, что ты зарабатываешь на жизнь сосанием члена. Я по незнанию сделал тебе что-то? Кто-то из моей семьи причинил тебе боль? Или это просто ненависть в целом ко всем твоим братьям?
Поначалу я не смотрела на него.
Затем пришли образы, так быстро, что я не сумела заблокировать чувство, которое их сопровождало. Когда тяжёлая боль ударила меня в грудь, я заставила себя посмотреть ему в глаза, чувствуя, как его свет ощупывает меня, пытается найти ответы на его вопросы. Я осознала, что возможно, ему так же сложно прочесть меня, как мне — его. Однако он кое-что почувствовал.
Достаточно, чтобы я увидела на его лице суровое выражение.
— Ты и правда знаешь меня… или думаешь, что знаешь, — улыбка на губах не смягчила взгляд его чёрных глаз. — Ладно. Если нас действительно связывает такое отвратительное прошлое, как меня зовут, девочка?
Я уставилась в пол, подавляя боль и чувствуя, как она распаляет жар в моей груди.
— Как меня зовут? — повторил он. — Давай же. Ты думаешь, что тебе есть, что мне сказать. Так скажи это, — он издал сиплый звук, почти напоминавший фырканье. Это мог бы быть смешок, если бы не прозвучавшее в нём раздражение. — Я даже не бывал в твоей части света после твоего рождения. Что бы ты ни знала, это не касается меня.
Боль в моей груди усилилась. Я знала, что это иррационально. Знала.
Я также знала, что могу пожалеть о том, что собиралась сделать.
Мне было всё равно.
Мне действительно было совершенно насрать.
— Я знаю твоё имя, — сказала я. Мой взгляд опустился на его руки, лежавшие на моём теле.
— Знаешь? Так скажи мне. Эта ссора начинает мне наскучивать, девочка.
В его голос вернулась лёгкость, почти маскируя глубинное раздражение. Я чувствовала его боль, его нетерпение из-за разговоров. Он хотел сделать то, за чем пришёл сюда; его уже тошнило от нашей перепалки, и его уже больше не волновало, что я думала.
— Скажи мне, — он смягчил свой тон, лаская мою грудь под платьем. Я почувствовала, как его эрекция набухает под моей ладонью, и я вздрогнула, но не попыталась отстраниться. Его голос зазвучал грубо, когда он крепче прижал мою ладонь к себе.
— Назови мне моё имя, девочка. Ты должна знать хотя бы его, раз уж ты так злишься. И скажи мне, что я тебе сделал плохого, чтобы ты так меня презирала.
Я подняла взгляд, посмотрев в эти чёрные глаза.
— Тебя зовут Джервикс, — сказала я.
Его пальцы застыли.
Как и его лицо, которое уже опускалось ко мне.
Несколько долгих мгновений он не шевелился. Он стоял там, замерев за мгновение до поцелуя. Мы смотрели друг на друга, и наши лица разделяли считанные сантиметры.
Во время этого молчания он, казалось, едва осознавал, что я сказала. Пустое выражение его лица выглядело скорее сбитым с толку, нежели злым.
Наблюдая, как он смотрит на меня, я даже подумала, что ошиблась и навоображала себе. Затем мой взгляд опустился к шраму на его горле, и я знала, что не ошиблась. Он даже внешне почти не изменился, хотя от возраста кожа покрылась морщинками, под глазами залегли тёмные круги, а в уголках глаз от ветра и солнца образовались «гусиные лапки».
Пока он смотрел на меня, его тёмные глаза раскрывались всё шире и шире.
На мгновение я увидела в его взгляде страх.
Затем его выражение трансформировалось, стремительно сменившись злостью. Глубина этой злости, путаница всего, что я ощущала за ней, наверное, напугала бы меня при нормальных обстоятельствах. Я почувствовала там животное, хищника, и я знала, что не ошиблась.
Когда он наконец-то заговорил, его слова как будто силой вырывались из него.
— Где ты услышала это имя, девочка? — потребовал он.
Я не ответила. Его толстые красные пальцы впились в мои плечи. Он тряхнул меня, так сильно и грубо, что у меня зубы застучали.
— Кто сказал тебе это имя, блядь? — он грубо повысил голос. — Где ты его услышала, сука? Где?