Тень

Полы деревянные и чистые. Толстые ковры покрывают шлифованные доски. Мебель деревянная и выкрашена вручную, как и порожек перед камином, широкий и закоптившийся, то есть используемый для приготовления пищи, а не только для тепла.

Это также напоминает мне о том другом месте, где мы поженились, и я гадаю, был ли этот выбор намеренным, или просто фрагменты кое-каких давно подавляемых воспоминаний силой пробились на поверхность, чтобы ими поделились.

Женщина улыбается, сидя у того почерневшего от сажи очага, наблюдая, как мужчина опять подбрасывает мальчика, и её глаза прозрачные, с раскосыми уголками и почти полностью бесцветные. Я смотрю в эти глаза, всё ещё пытаясь обрести опору в этом новом месте, когда ступни мальчика возвращаются на землю, и он со всех ног бежит из комнаты, вылетает в раскрытую дверь и к звуку, который я не сразу опознаю.

Топот копыт.

Лошади, и они приближаются в ровном темпе.

Затем я снаружи, с ним. Девочка постарше удерживает его, сжимая его плечико настойчивыми пальцами. Она легонько шлёпает его по голове, когда он пытается вырваться, шепчет ему на ухо, и он смеётся, толкаясь в неё назад спиной, головой и ногами.

Она на две головы выше него, и у неё те же бесцветные глаза, но её лицо более округлое, более похожее на её мать. Это сильное лицо, почти азиатское, но с той же странной смесью, из-за которой так сложно точно определить национальность её брата.

Они вместе смотрят, как приближаются всадники.

Его глаза горят восторгом, взгляд не отрывается от лошадей.

Её глаза обеспокоены и почти мрачны, и она смотрит на всадников.

Взрослые видящие сидят на спинах крепких животных, которые фыркают от долгого крутого подъёма к маленькому деревянному домику. Там стоят четыре косматые лошади с четырьмя всадниками. Новоприбывшие одеты в монашеские одеяния бледно-янтарного цвета, а одно из них — цвета песка.

Они с огромным интересом смотрят на мальчика, улыбаются ему, разговаривают с ним на языке, который похож на его язык, но всё же такой другой, что он едва разбирает слова.

Они также говорят с ним в его сознании, и там он их понимает.

«Syrimne d'Gaos! Мы чтим тебя, самый Прославленный Меч. Мы несём тебе благословения с нижних перевалов, наш самый лелеемый и возлюбленный посредник!»

Их слова заставляют его смеяться.

Они также заставляют его прятаться за юбкой сестры, чьё смуглое от загара лицо хмуро морщится. Она сжимает его загорелую ручку сильными пальцами, прячет его за собой, подальше от любопытных взглядов монахов.

— Уходите отсюда! — вопит она, другой рукой показывая жест на языке жестов видящих. — Он не ваш святой! Он мальчик, который всё ещё ест траву и улиток!

Мальчик истерически хохочет, держась за её юбку.

Траву и улиток!

Элаши, его сестра, всегда такая смешная.

Однако его родители, подошедшие к двери, серьёзны и не смеются над её словами. Они кланяются монахам, когда те спешиваются с лошадей, и они шикают на Элаши, которая всё ещё жалуется, что они испортят каменную тропинку, которую она только вчера поправила.

Элаши расстроена.

Мальчик чувствует в её свете, что дело не только в камнях. Она хочет забрать его отсюда, подальше от монахов. Они ей не нравятся.

Он крепче стискивает её одежду, пытаясь согреть её собственным светом, приободрить её.

Но он едва может отвести взгляд от лошадей. Чёрная фыркает воздухом из ноздрей, глядя на него огромным карим глазом.

Он поднимает взгляд на маму, затем на отца.

Он пытается понять страх, который видит на лице отца, мрачное выражение, пока тот слушает, как монахи говорят на своих странных языках.

Лицо его отца узкое и вытянутое, с той же угловатостью, которая знакома мне по лицу его повзрослевшего сына: те же узкие губы, то же высокое и широкоплечее атлетическое телосложение. Однако лёгкость живёт в чертах его лица, обветренного и выглядящего совершенно иначе с тёмно-синими глазами, которые словно вечно сканируют горизонт.

Я вижу его руки и осознаю, что это руки Ревика, совсем как глаза, улыбка и густые чёрные волосы женщины тоже знакомы мне по его внешности.

Почему-то от простоты их биологического сходства моё сердце сжимается.

Они оставляют подарки, эти новоприбывшие.

Свитки и хорошая ткань, витки и катушки чего-то вроде органических цепей, urele из прозрачного кристалла — всё это с величественной аккуратностью разложено на кухонном столе внутри маленького дома.

Я лишь один раз видела urele, и тогда Териан утверждал, что она некогда принадлежала Ревику. На мгновение я задаюсь вопросом, может ли это быть та же самая urele. Длинные хрустальные жезлы urele вырезались замысловатыми узорами и использовались для тренировки молодых видящих.

Монахи подносят его отцу богатый с виду гобелен с изображением меча и солнца.

Они дают его матери и сестре деликатесы из еды и деньги от людей, живущих в землях, откуда они приехали.