Тень

Устав от бумаг и бесед, ходил порой туда, где люди эти работали или жили, наблюдал, как они пилили, строгали, клеили. До того Никитину не приходилось видеть, как организована жизнь тех, кто попадал сюда и с его помощью; она казалась издали отвлеченной и безликой, хотя он и догадывался, что это не совсем так. Но только здесь понял, что человеческая жизнь, даже строго регламентированная жизнь заключенного, не терпит пустоты и нивелирования. Он поразился тому, что и здесь, как в большом мире, кипели свои страсти, тлели обиды, были свои радости и заботы, свой малодоступный ему мир чувств. И мир этот нереальным и бредовым казался только ему, постороннему и чуждому тут человеку, а для многих из них, обитавших за этой проволокой и заборами, он был единственно реальным...

Никитин был уже где-то на середине пути, просмотрел около половины хранящихся в железных шкафах папок, когда внезапно сверкнул лучик надежды.

Вернувшись вчера вечером в гостиницу и раскрыв книгу, он обнаружил вместо заложенной им старой газеты записку: «Вызовите Югова».

Гадать, как она оказалась здесь, было бесполезно, подозревать в розыгрыше соседей — пожилого майора и щеголеватого капитана из Москвы — основания не было, и, сунув записку в карман, он отправился в клуб, поняв, что почитать ему сегодня не удастся.

Утром, еще до завтрака, позвонил дежурному и попросил записать Югова на беседу, а придя в «контору», разыскал его папку.

Югов Владимир Васильевич, 1931 года рождения, русский, образование высшее, строитель. Последняя должность перед судом — главный инженер стройуправления. Завышение объемов работ, сверхнормативное расходование остродефицитных материалов, организация их хищения и спекуляция. Явка с повинной. С учетом всех смягчающих обстоятельств — пять лет усиленного режима с конфискацией имущества. Начало срока заключения — 27 марта 1970 года, окончание — 27 марта 1975 года. Осужден 12 сентября 1970 года, доставлен в ОИТК 29 октября 1970 года.

Нарушений режима нет, административных взысканий тоже, работает по специальности, к обязанностям относится ответственно, пользуется уважением, оказывает помощь, конфликтов нет, с мая 1973 года переведен на бесконвойное содержание. И самое обнадеживающее — жил в Свердловске и осужден Ленинским районным судом Свердловска.

Никитин и сам бы обратил внимание на Югова и встретился бы с ним целиком по своей инициативе, но, судя по положению его папки, не ранее чем в середине следующей недели. Теперь же эта неделя, если повезет, может много значить.

Он с нетерпением ждал беседы, ничего практически не зная: кто стоит за запиской, кто пытается организовать эту встречу и для чего... И почерк — он сверил его с юговским из папки — был другим.

Но время для еженедельных допросов еще не подошло. С утра пришлось перебирать бумаги и заставлять себя делать это не менее тщательно, чем до сегодняшнего дня, хотя интуиция и не только интуиция, но и что-то более настойчивое и властное, убеждали его в напрасности этого занятия. Потом Никитин беседовал с вызванными еще вчера, выслушал несколько занимательных, но однообразных и утомительных историй, отказался от очередного предложенного браслета и пригрозил развязному верзиле штрафным изолятором, когда наконец в кабинете появился Югов.

Вошел один, без конвоя. Высокий, видимо очень сильный мужчина, не здесь привыкавший к физическому труду, с круглой выбритой головой, все на которой — и губы, и нос, и дуги надбровные — было вылеплено крупно, энергично, но в то же время мягко. Такая голова была достойна служить моделью для бюста римского императора или же для обучения составлению словесного портрета. Неновая роба и брюки были опрятны, возможно даже глажены, в разрезе ворота виднелось не застиранное белье, как у большинства других никитинских собеседников, а чистая клетчатая рубаха. В позе, в движениях не было ни суетности, ни наглости. Он был прост и обыден. Даже темная, обычная для обитателей здешних мест пигментация могла малоопытному глазу показаться сильным загаром.

— Югов, — не доложил, а представился он, опустив всю требуемую в таких случаях формулу, и замер спокойно у двери, словно не по вызову милицейского капитана, а сам по собственной воле и надобности зашел сюда.

Никитин указал на стул, Югов сел.

Все варианты допроса Никитин продумал еще вчера, сидя в темном кинозале, и теперь начал ничего не значащей фразой, катнул ее Югову как пробный шар.

— Я вызвал вас, Владимир Васильевич, чтобы задать несколько вопросов, не связанных с прошлым вашим делом, — и замолчал, выжидая, натягивая паузу.

В глазах Югова блеснули искорки смеха:

— Давайте сразу в открытую, гражданин капитан. Вызвали вы меня потому, что получили записку. Я сам хотел с вами встретиться, и что вас интересует, видимо, догадываюсь, так что давайте сначала я, а потом вы спросите, если что-либо останется неясным. Хорошо?

Никитин кивнул.

— Можно закурить?

Никитин подвинул Югову пачку «Опала».

— Да нет, спасибо, — в глазах снова мелькнула усмешка. — У меня свои.