Тень

— Понятно, с тысячелистником это давно известно — хотя я и не думал, что так хорошо это работает, а про мумиё я слышал, но, признаться, думал, что это из области восточных сказок. А оказывается — правда. Жаль, никто не знает, где это мумие искать в промышленных масштабах.

— Мумиё — дерьмо.

— Но вы же сами говорите, что работает!

— Нет, вы неправильно поняли. Мумиё — на самом деле дерьмо, мышиное.

— То есть, по вашему, достаточно набрать мышиного дерьма…

— Опять нет. Мумиё — это действительно мышиное дерьмо, но отнюдь не любое. И даже не всегда. Раз в несколько лет в горах специальные мыши — песчанки, но тут я точно не помню — от хороших урожаев трав сильно размножаются. А если на следующий год случается неурожай, то эти мыши начинают жрать ягоды можжевельника, которые в мирное время горькие и противные. Но голод — не тетка, мыши жрут эти ягоды — и в их дерьме появляются разные ферментированные внутри мышей можжевеловые смолы и масла. Но и это еще не мумиё. Нужно, чтобы это дерьмо еще с год-два полежало на солнышке, промерзло зимой, несколько раз промокло-высохло, а потом то, что осталось, должно потихоньку просочиться сквозь камни и песок, набраться разных микроэлементов — и затем начать вытекать наружу. Если все условия окажутся благоприятными, то получится очень даже целебный продукт — вот только случается так хорошо если раз-два в столетие, а бывает, что и раз в двести-триста лет. Мне один раненый, которого я вылечила, в благодарность принес из дому — он из Душанбе родом — пузырек грамм на двести этого мумия, которое еще его прадед где-то насобирал. Мне — повезло, но найдется ли еще что-то подобное при нашей жизни — вопрос весьма спорный. Древние медики специально писали, что «настоящее» мумие склеивает свежую сырую печень — а вы же знаете, что печень склеить вообще ничем невозможно.

— Ну да, невозможно.

— Они, я имею в виду древних, не врали: то, что мне этот солдат принес — склеивает. То есть склеивало, я уже все по этим древним рецептам развела и больше на ерунду его тратить не буду. На одну рану средней серьезности уходит миллиграмм тридцать-пятьдесят, у меня в сутки до пяти грамм уходит — а пузырек был очень маленький. Мне, конечно, по восточным рынкам еще этого дерьма мышиного насобирали бывшие пациенты, причем довольно много — но особой пользы от него я уже не заметила.

— Вы так воодушевляющее начали — и так разочаровывающее закончили…

— Ничего, вот вырасту, в университете каком-нибудь поучусь, химию выучу — и синтезирую все составляющие мумия. Что-нибудь — да заработает!

— А зачем ждать? Дайте мне кусочек, я найду хороших химиков.

— Вам бы раньше зайти… Хотя есть у меня один образец, который тоже ранозаживлению способствует. Хуже, чем душанбинский, но хоть так. Его забирайте, пусть ваши химики попробуют выделить какие-то тонкие фракции… Или с исходными арчовыми ягодами пусть поработают: масла можжевельника и сами по себе — лекарство мощное.

— Обязательно. А вы-то откуда про мумиё все знаете?

— Я, оказывается, когда-то читала, какой-то востоковед писал что ли, или врач с востока. Мне когда этот раненый рассказывать начал, я и вспомнила: у меня бывает, что я что-то вспоминаю по аналогии. Когда в Ленинграде в госпитале рабо… помогала, печку мы топили в том числе и книгами, тетрадками всякими — а я их, перед тем как в печку впихнуть, иногда читала. А теперь вспомнила, причем даже вид странички вспомнила: ручкой написано было, с буквами дореволюционными. Что-то мне ваше лицо, Николай Нилович, не нравится.

— Ну да, постарел, это раньше красавцем был.

— Опять нет: у вас что, давление пониженное?

— Есть немножко…

— Ну-ка, дайте я глаза ваши посмотрю, — Таня Серова протянула руки и пальцами опустила хирургу нижние веки…

Когда доктор Бурденко открыл глаза, он почувствовал, что лежит на кушетке, а Таня прижимает ему к сгибу руки ватку.

— Что случилось?

— Что-что… вы тут, как гимназистка юная, внезапно узнавшая, что она беременна, сознание потерять изволили: я же говорила, что давление у вас пониженное… слишком. Ну ничего, кубик адреналина — и все в порядке. Вот, выпейте — это сок яблочный. Яблоки, конечно, дички, так что особого удовольствия сок не доставит, однако — витамин. Вы, наверное, спешили, когда борщ ели?

— Ну… да.

— И не волнуйтесь: вы не первый гипотоник, кто после борща Никитишны сознание терял. Кровь к желудку приливает, к кишечнику — вот голове и не хватать начинает, особенно с отвычки к сытному сладкому продукту. Замечали наверное, что после сытного обеда в сон тянет? Это кислорода мозгу меньше поступать начинает. А у гипотоников эффект посильнее чувствуется. Но вы можете теперь быть совершенно спокойным: организм к хорошему быстро привыкает, в ближайшие год-два больше ничего такого у вас не случится. Сок вам не понравился: все же горьковат, по лицу вижу. Возьмите конфетку, — Таня открыла ящик тумбочки, в котором лежала огромная куча карамелек, — и не стесняйтесь: мне раненые так и норовят конфетку подарить, а отказываться нельзя, они обижаются…

— Вы отдохнули? Я у вас кое-что еще спросить хотел.