Тень

На завод Таня пришла в самом отвратительном настроении: госпиталь-то открыли, а вот с персоналом в нем было паршиво: просто не успели людей набрать на работу. Так что ей пришлось — кроме двух полных смен «дирижирования», еще и заниматься мобилизацией комсомольцев на срочную помощь в госпиталях. Хорошо еще, что выдрессированные ею немцы-санитары смогли разношерстную команду дилетантов сорганизовать и серьезных проколов не случилось — но и самой Тане пришлось побегать и поорать. А вот лекарствами «против последствий ора» она как-то не озаботилась, так что с Василием Алексеевичем она теперь разговаривала хриплым шепотом. Что сильно старичку добавило неудовольствия от этого разговора — хотя начался он в целом не просто радостно, а восторженно-празднично:

— Татьяна Васильевна, мы тут за эти дни с вашим автоматом провели кучу испытаний, и результаты просто потрясающие! Отстреляли больше десяти тысяч патронов, а ствол вычистили — и автомат как новый. Я… мы все в конструкторском отделе убеждены, что его надо немедленно принимать на вооружение. Сначала, конечно, как личное оружие танкистов и артиллеристов, а затем и в пехоту: изделие и легкое, и удобное, и, по всем признакам, безотказное. Я пришел сказать, что в понедельник уже буду в Москве, чтобы показать ваш автомат — вместе с пистолетом, конечно — комиссии, и уверен…

— Василий Алексеевич… я правильно ваше имя-отчество запомнила? Ну так вот: если бы хоть немного подозревала, что оружие можно принять на вооружение, то я сама бы давно уже в Москву съездила. Но так как это оружие в производство запустить нельзя, то я его даже показывать никому не собиралась.

— Почему нельзя? — удивился Василий Алексеевич.

— Потому. То есть сейчас нельзя… погодите, я все объясню, просто мне говорить немножко больно. Пластмассу для пистолета и автомата я изготовила в нашей лаборатории. Даже не я лично, а Любовь Матвеевна — но она в состоянии сделать ее примерно сто граммов в сутки даже если больше ничем заниматься не будет.

— А что за пластмасса? Кто ее вообще производит?

— В СССР — никто. Ее делают американцы, у них она называется «найлон», и американцы завод по производству этой пластмассы строили четыре года, потратив что-то около двадцати пяти миллионов долларов. Зато завод может производить три тысячи тонн найлона в год! Немцы, для производства пластмассы похуже, которая у них именуется «перлон», завод строили гораздо шустрее — за три года справились, и выпускают аж по десять тонн в сутки. Я понимаю: советские люди трудностей не боятся, а стахановцы готовы горы свернуть… но химический завод — совсем не горы, и если в СССР нужный завод выстроят быстрее чем за два года и дешевле, чем за сто миллионов рублей, то я очень удивлюсь. А американцы нам в таком строительстве — точно не помощники, к тому же они и денег за патент потребуют — так что ждем-с…

— Обидно… но тогда, возможно, нам стоит хотя бы пружины…

— Теперь про пружины — потому что они к реальности все же ближе. С медью и магнием я проблем не вижу, а почти все остальное можно наковырять из монацита. Насколько я выяснила в беседах со снабженцами, монацитовая руда у нас промышленно не добывается — но месторождения известны, так что уже месяца через три… нет, скорее к весне, ее можно будет получить в нужных объемах. Но потом ее нужно переработать, в частности, вынуть из нее редкие земли и их потом друг от друга разделить. В лабораторных условиях вытащить из килограмма монацита миллиграмм сорок-пятьдесят относительно чистого неодима, отделив его от празеодима — работа максимум на неделю. Но для массового производства таких пружин нужны все же не миллиграммы, а сотни килограммов этих металлов, так что тут тоже без завода не обойтись. Радует лишь то, что такой завод все же можно выстроить и запустить всего лишь за год, а не радует цена вопроса и отсутствие обученных работе на таком заводе химиков. Еще вопросы есть? Если есть, но они не срочные, то давайте на следующую неделю их отложим: надеюсь, горло за выходные пройдет…

Когда Василий Алексеевич вышел из лаборатории, Таня спросила у работающей там Любови Матвеевны — одной из старейших работниц завода, которую перевели в новую лабораторию потому что на установленном Таней оборудовании исследования по «заводской химии» выполнялись в несколько раз быстрее:

— Да, давно хотела спросить, но забывала: этот Василий Алексеевич — он кто? Вроде какой-то начальник, но на совещаниях у главного инженера я его ни разу не видела.

Любовь Матвеевна посмотрела на Таню с неприкрытой жалостью:

— Это, Танечка, товарищ Дегтярев. Наш завод именно его пулеметы делает!

— И получается полное… — меланхолично и почти неслышно, чтобы не обидеть явно гордящуюся Василием Алексеевичем коллегу, пробормотала девочка. — Впрочем, с таким патроном придумать что-то хорошее практически невозможно. Да и не надо, а вот для Няши что-то полезное подыскать, я же ей обещала…