Тень

— Понятно… Трудовое отличие, две Трудовых доблести, а еще…

— Медаль Пирогова, для младшего медицинского состава. Я же медсестрой в госпитале сначала была.

— Да уж… я знал, что ты молодец, но даже не подозревал насколько. Но — горжусь, что удалось с тобой летать в одном экипаже! Надеюсь, что и внуки мои будут хвастаться среди одноклассников: «Мой дедушка у самой Серовой однажды пилотом был!» В общем, так: телефон ты мой знаешь, если тебе что-то вдруг понадобится… ну хоть что-то — звони, не стесняйся. Хотя ты и так никогда не стесняешься, так что просто звони! Я буду рад… ладно, тебя уже пилоты заждались, беги!

Глава 20

В правоте маршала Голованова Таня убедилась, едва вылезя из самолета на аэродроме Сальска. Все же даже на высоте в пять километров уже слишком прохладно, за три часа в тесной кабине бортстрелка был шанс даже обморозиться — так что летела она, укутавшись в толстый меховой плед и надев плотную куртку. И, когда она, отсидев все места, с трудом вывалившись на поверхность земли, попросила сидящих неподалеку парней в рабочей форме помочь с разгрузкой самолета и позвать начальника, она с некоторым удивлением убедилась, что даже простые деревенские парни способны на создание весьма изощренных словесных кружев. Однако узнать до конца, как следует варить борщ «разной сопливой девчонке» ей не удалось: как только она скинула куртку (все же температура в Сальске к полудню явно перевалила за плюс двадцать пять), два весьма взрослых мужчины встали по стойке «смирно» в ожидании приказов, а молодой парень, которому было задано направление движения мощным пинком одного из «стариков», уже мчался звать коменданта.

Комендант же — сильно прихрамывающий подполковник ВВС, правда, всего лишь с одной «Красной Звездой» и какой-то медалью на груди — поглядев на выгружаемый мотоцикл, предложил для передвижения Таниной команде свой «виллис»:

— Дороги у нас тут пыльные, на мотоцикле ваш китель серым станете еще до того, как в город въедете. Виллис, конечно, тоже пыли поднимает немало, но если вы на переднее сиденье сядете, то почти не запылитесь. А вам, собственно, куда?

Прочитав командировочное удостоверение, подписанное Устиновым, он хмыкнул:

— На завод директором назначили майора Малкина, с ним вообще вам разговаривать смысла нет: в армии был политруком, в производственных вопросах не разбирается и только мешает работе по восстановлению завода.

— А вы-то откуда это знаете? — прищурившись, спросила Таня.

— Так отец мой мастером на заводе до войны был, а я сюда и назначен был чтобы после ранения поправиться на домашних харчах…

— А с кем там разговаривать можно?

— С главным инженером Березой, только он сейчас болен.

— Болен — это значит еще не помер. А у вас телефонная связь с Москвой есть? Ну, хотя бы с Головановым?

— Товарищ подполковник, вы бы еще про связь с товарищем Сталиным спросили. Хорошо еще, что городской телеграф в апреле запустили.

— Печально… и обращайтесь ко мне просто «Таня», а то «товарищ подполковник, товарищ подполковник»… вы дольше звание произносите, чем нужные слова.

— Тогда я — Максим.

— А по отчеству? Вы же меня вдвое старше.

— Хм… Максим Федорович.

— Да, так лучше будет. У вас на аэродроме еще дела есть? Я имею в виду неотложные дела?

— Откровенно говоря, и неотложных немного: ваш самолет первым за две недели прилетел. Ремонт зданий и ангаров выполняется потихоньку, мне солдат подгонять не приходится. А что?

— Тогда поедете вместе со мной к этому главному инженеру, и отца вашего захватим.

— К Березе поехать не проблема, а вот где отца моего искать на заводе…

— Тогда едем без него. Ира, достань мою сумку, самолет заправить, в комендатуре вам с Верой на довольствие встать… и все, сидите, отдыхайте, наслаждайтесь природой. Когда домой полетим, не знаю, но подозреваю, что несколько деньков нам тут придется попрохлаждаться.

Инженер Береза действительно было болен, настолько болен, что Таня Ашфаль решила, что без срочной медпомощи на местном кладбище новая могилка могла появиться еще до конца недели. Все же длительное недоедание человеку возрастом явно за шестьдесят здоровья не прибавляет — а прогрессирующая мышечная дистрофия, неизбежная в таком состоянии, быстро приближает человека к завершению его земного существования. Да и сердцу биться становится все труднее — однако с регенератом-три перспективы уже не кажутся настолько мрачными.

Таню инженер встретил, сидя в плетеном кресле и укрывшись, несмотря на жару, каким-то сильно вытертым пледом — но, приняв полстакана «витаминного коктейля», слегка взбодрился и очень подробно рассказал ей про заводские дела. Причем «политруковское прошлое» нынешнего директора его уже не пугало: очевидно, он и сам считал, что долго не протянет, а потому не боялся говорить очень неприятную, но правду.

— Ну что же, огромное вам спасибо, Сергей Николаевич, перспективы завода мне теперь ясны. Но, что важнее, они ясны и вам, так что сделаем так: директором мы назначим вас, пока по совместительству, ведь другого человека на вашу нынешнюю должность у нас пока нет…