Тень

Все же Шэд не зря называли неуловимой: изменить за две минуты внешность так, чтобы «постареть на двадцать лет» не очень и просто. Но вполне возможно, а «обратно помолодеть» и за полминуты несложно — так что охранник на проходной выпустил ту же молодую женщину, которую и впустил полчаса назад. Шэд по дороге зашла в пару школ (которые работали в две смены и не запирали двери аж до семи вечера), прокатилась на метро до Павелецкой, за десять минут дошла до нужного места — и в канцелярию института вошла черноволосая женщина средних лет с явными восточными чертами лица. Там ей через десять минут все интересное рассказали, а через полчаса эта женщина зашла в довольно замызганный подъезд старого, еще, похоже, дореволюционного дома неподалеку от Пятницкой.

Оттуда Шэд вышла еще минут через сорок, в течение которых ей удалось узнать «много нового и интересного». Причем вышла она уже привычной соседкам по общежитию светлой блондинкой, и скорее даже школьницей, чем студенткой… По дороге в общежитие Таня Ашфаль размышляла о том, может ли современная московская медицина определить примененный ею препарат через сутки или стоит еще день подождать. Или даже неделю…

Когда Таня Серова появилась в общежитии, девушки-соседки чуть ли не лопаясь от радости, рассказали ей, что в общежитие заходил сам Главный Маршал авиации, и не Новиков, которому они подчинялись во время войны, а Голованов. И что маршал даже расстроился, увидев, как живут бывшие летчицы, выбравшие свой дальнейший жизненный путь в науке — и пообещал «что-то сделать», а потом еще о чем-то долго разговаривал с комендантом. Почти пять минут он с ним говорил!

— Ну, поздравляю вас, товарищи офицеры… а маршал вам руки-то пожал?

— Да! — от восторга голос у Нины, которая воевала все же в пехоте, поднялся чуть не до визга.

— Значит, теперь вы до весны руки мыть не будете… а хотите, я вам перчатки резиновые привезу в следующее воскресенье? Я могу их в госпитале попросить, а вы сможете в баню ходить, не боясь, что рукопожатие маршала смоется!

— Дура ты, школьница, — совершенно беззлобно ответила на предложение Евдокия, — ну да ничего, поумнеешь со временем. Ужинать садись, мы картошку поджарили, на настоящем сале: к Ленке родня заезжала, сала ей привезли, и она нам кусочек отрезала приличный.

— Картошка — это хорошо, а я на рынке огурцов соленых купила.

— Дорого же!

— Надо знать когда и у кого брать, тогда совсем дешево будет. Там тетка какая-то из бочек рассол выливала, а оказалось что в бочке огурцы на дне завалялись. Покупателей-то больше не было, вот она мне эти огурцы и продала всего за трешку. Да какая разница, дорого, дешево, да хоть бесплатно — огурцы есть и их нужно съесть. Кстати, а маршал не обещал героическим вам мясца прислать пару кусков таких по полпуда?

— А зачем столько? Самим нам не съесть, а на все общежитие не хватит. Столько разве что зимой хорошо заполучить, когда мясо за окном мороженное долго хранить можно. Тьфу ты, опять издеваешься?

— Я просто шучу. Потому что устала немного, вот и стараюсь отвлечься. А мяса… мяса я привезла. Тушенки, вон в сумке лежит. Может, добавим в картошку? Банку на всех ­ совсем же понемногу получится.

— А потом, когда картошки не будет, и ничего не будет, что жевать-то станешь? Банка — она вещь, конечно, вкусная — но маленькая.

— Да одну-то банку можно…

— А у тебя их что, много?

— Не очень… — Таня несколько смутилась. — Я всего десять штук привезла…

— Ох и ничего себе у тебя родители заботливые! — удивилась Дуня.

— И богатые, наверное, — добавила Люба.

— А у меня нет родителей…

— Ой, извини.

— А чего извиняться-то? Ты их, что ли, убивала? Они еще до войны умерли, отец — так я еще не родилась, а мать — мне лет семь было.

— И как же ты? В детском доме? — действительно ужаснулась Антонина.

— Нет, с теткой жила, под Ленинградом. Но она тоже погибла, в сорок втором… ладно, все это давно было.

— Ой ты бедненькая, — расстроено пробормотала Нина.

— Я — богатенькая, у меня вон сколько тушенки!

— А… а где ты ее взяла? — с подозрением в голосе поинтересовалась Люба.

— Я же на заводе работала… они меня не уволили, а на учебу направили. Я же говорила, «второй фронт» пока еще в пайки входит, вот я ее и взяла за две прошлых недели и за следующую. Я за весь сентябрь взяла, просто больше привезти не смогла потому что тяжело. Жалко, что больше ее не будет: мне в ОРСе сказали, что американцы нам тушенку перестали отправлять, вот они там и постарались ее побыстрее раздать тем, у кого усиленный паек. И поэтому у меня и деньги есть: мне зарплату тоже завод платит.

— Заботливое у вас на заводе начальство…

— Это да… А давайте сегодня картошку так съедим, а завтра на сале из тушенки новой нажарим.

— Умнеешь на глазах, школьница, — улыбнулась Тоня. — Сколько там у тебя огурцов-то?