Тень аггела

– А… – протянула Аллочка. – Так это давно уже. Ты только теперь заметил?

Она не смотрела на него – возилась с посудой, и Никола почувствовал, как непонятная обида колючим комком перекрыла горло.

– А ты что?

Этот вопрос, как и все предыдущие, прозвучал глупо. Но откуда ему знать, как надо об этом спрашивать?

– А что я? – снова переспросила Алла.

Он развернул ее за плечи к себе лицом. Темно-серые глаза с зелеными крапинками были влажными и блестели.

– Что с тобой, Любавин? Никак ревнуешь?

– Я?! – он так бурно и неискренне возмутился, что самому стало смешно. – Кажется, да… Ревную.

– Бывает, – пожала плечами в его руках Алла, высвободилась и снова забренчала тарелками.

– Я ревную, да, а ты доказывай свою невиновность, – шутливо потребовал Никола. Почему-то он почувствовал неловкость, словно появился на публике в одном галстуке. В том самом, который привез ему Жорка.

– Брось, Никола. Из тебя не получится страстный влюбленный. Ты у нас хоть и веселый парень, и со всех сторон обаятельный, но на сильные чувства вряд ли способен.

И тут он просто рассвирепел:

– У кого это «у вас», позвольте узнать? И кто – «у вас» – способен на что-то там неземное? Может, Жорик Авакян? Ну так и флаг вам в руки! А мне, дураку, стоило ребенка послушать и бежать утюг выключать!

Он выскочил из квартиры, не вспомнив, что надо бы потише – Машка спит. Сбежал по лестнице, под громыханье металлической подъездной двери слепыми от обиды глазами не сразу отыскал свой «жигуль», рванул с места.

Первый же светофор поймал его на красном свете. Он понял это, только увидев вблизи ядовито-желто-зеленый «фартук» гаишника. Инспектор двигался и говорил медленно, будто нарочно время тянул, терпение испытывал. Никола выскочил из машины, молча сунул ему документы и деньги. Переминался с ноги на ногу, как школьник перед завучем – не от страха, от нетерпения. Наконец удовлетворенный страж порядка отпустил его. Повернулся спиной и вразвалку зашагал к патрульной машине.

Никола присвистнул, глядя в широкую спину. Вдоль плеч гаишника спадала, переливалась оттенками серого цвета тень.

«Я совсем обалдел, – сказал себе Никола. – Ехал к Аллочке поговорить об этом, а устроил какой-то глупый скандал. Как же теперь мне быть? Кто посоветует? Кто поможет?»

Он был уже слишком взрослый мальчик, чтоб, как в детстве, просить неизвестное и невидимое Нечто: «Помоги, Боженька! Я сам не справлюсь!»

Да и ни разу, наверное, с шестого или седьмого класса, когда происходили те события, он не вспоминал о Боге. Не было Бога в Николиной жизни. По крайней мере, он так думал.

И теперь, забившись в собственную квартиру, как крыса в нору, прячась и от света, и от пугающих теней, он растерялся.

Долго держал в ладони невесомую телефонную трубку – ладонь вспотела. Но звонить не стал. Аллочка обиделась. Может, и простит его, но должна же она, как и все особи женского пола, выдержать время. Эти придуманные кем-то ритуально-обезьяньи ужимки в отношениях даже близких людей сейчас показались ему особенно отвратительными. Нет чтоб просто: – Прости! – Простила!..

Да и не сможет Алла приехать к нему, пока не вернутся из деревни Королевы. А сам он, Никола, ни за что из дома не выйдет. Ни за что.

Никого не видеть, ничего не вспоминать и не гадать на кофейной гуще – как жить дальше.

Сильно и редко билось в груди сердце. Так сильно, что подкатывало к горлу. Ба, доктор! Да у вас аритмия вот-вот прорежется! Никола усмехнулся. Это никуда не годится. В конце концов, еще ничего не произошло. Просто появилось в жизни новое обстоятельство. Надо спокойно рассмотреть его со всех сторон, обдумать и… продолжать жить. Другой человек еще бы и выгоду извлек, а он расстроился!

Фальшиво напевая кипеловское «Я свободен!», Никола постоял под душем, залез в свежий уютный халат, включил негромкую музыку – вчера Аллочка принесла новый диск с какими-то средневековыми песнопениями. В холодильнике полмесяца болталась недопитая бутылочка сухого французского вина. Аллочке вино не понравилось: «Видно, французы иначе устроены, раз им такое – в удовольствие. Ну просто очень изысканно! И очень кисло…»

А Николе любое сейчас в самый раз. Он захватил бутылку и стакан, потом вернулся на кухню за тарелочкой с нарезанным сыром, устроился на диване и включил автоответчик. Утром он специально слушал только Аллочку, но там кто-то еще записан.

Первым оказался Жорик Авакян. Никола поперхнулся и пролил на себя изысканное французское.

– Любавин, – произнес Жорка, – есть для тебя операционная сестра. Классный специалист. Анна Сергеевна, записывай телефон.