Тень Аламута

— Тише, тише, деточка, — донесся из-за двери голос. — Добренький Арман всего лишь выполняет свои обязанностишки. А сейчас принцессочка пойдет к мамочке и расскажет свои тайночки.

Иерусалимского палача звали Арманом Незабудкой. Мерзавец мастерски отбивал людям почки. Вырвавшиеся из его лап помнили Незабудку до конца жизни. У особо забывчивых память прояснялась при каждом походе в нужник.

— Куда вы меня ведете? — с дрожью в голосе спросила Мелисанда, выходя из камеры.

— В пыточный казематик, деточка. Мамочка хочет задать своей дочурке вопросик. И не один. Добренький Арман поможет Ее Величеству, пособит, да. У Армана есть славненькая дыбочка.

Солдаты нарочно замедляли шаг, чтобы не идти рядом с изувером. В отличие от выморочной твари Незабудки, они были обычными людьми. И не выглядели так, словно сей же миг собираются вцепиться вам в горло.

Принцессу затрясло.

«Папа! Помоги мне! — взмолилась она. — Гуго, где ты?!»

И почему-то:

«Сир Аршамбо!»

Странное дело: вспомнив бесшабашного храмовника, она успокоилась. Имя это оказало поистине целительное действие. А вслед за ним всплыло другое.

Гуго де Пейн. Великий магистр Храма.

— …ах, эти буравчики для ушек, — пел палач. — Еще тисочки для пальчиков бывают чудненькие. Такие с язычком и бархатными рукояточками. Чтобы крутить удобнее. И прелестненькие жаровенки. Знаете, милочка, когда раскаленный брусочек кладут человечку на животик, язычок развязывается, как бутон розочки. А какие дивненькие иголочки для ноготочков! М-м-м! Прелесть!

Одинокий луч солнца, чудом прорвавшийся в пыль и одиночество тюрьмы, упал на щеку принцессы. Девушка выпрямилась.

«Я — будущая королева, — подумала она. — Морафия, де Бюр, Арман — ух, вы у меня попляшете!»

Чтобы отвлечься от болтовни Незабудки, принцесса принялась считать ступени. А также запоминала переходы и повороты. Всё, что угодно, лишь бы избавиться от сладкой патоки, марающей уши.

— …а я говорю: «Это всего лишь пятилетняя девочка». Но барон… прошу прощения, милочка!. Сир барончик отвечает: «А мне без разницы. Я хочу видеть в действии свой новый, недавно приобретенный испанский сапожок. А также железную деву с бронзовыми усовершенствованными ручками, и набор трубок для раздутия чрева горячей водой». А я: «Не извольте беспокоиться, господин барон. Вот только сапожок, боюсь, великоват будет». А он: «Две ноги всунуть — в самый раз».

Мелисанда стиснула зубы.

Арман. Морафия. Де Бюр. Нет, Армана первым. Такие люди, как он, не должны жить. Но сперва надо выжить самой.

И не выдать Гуго.

— …а когда дошло до чревозаполнительных трубок, глаза у бедняжечки стали вылазить наружу. Тут я беру ложку…

Послышался сдавленный хрип: это затошнило одного из солдат. Второй с ненавистью скосился на палача.

— Вот упырина… — Он открыл дверь и ободряюще шепнул: — Пожалте, Ваше Высочество. Не держите зла. И да хранит вас Господь.

Хирургия Средневековья в основном сводилась к работе пилой и долотом. Дезинфекция, антисептика — от этих слов попахивало чернокнижием. Хирурги счищали ржавчину с инструмента точильным камнем, о прочем же не заботились.

Арман вымачивал свои лезвия и тисочки в бычьей моче, смешанной с киприйским вином. По стерильности его инструменты могли дать сто очков форы содержимому любого лекарского мешка.

Когда принцесса увидела коллекцию Незабудки, силы едва не покинули ее. Прихотливо изогнутые клиночки в форме листьев. Дробилки для пальцев, запястий и носовых хрящей. Сверла зубные, носовые, ушные.

Угли в жаровнях переливались рубиновым сиянием. Дыба черного дерева лоснилась от масла. Угол занимал огромный сундук с палаческим снаряжением, а рядом на табурете сидела нахохлившаяся Морафия.

— Здравствуй, дочь моя. Как спалось тебе?

— Благодарю, Ваше Величество.

— Не передумала еще? Учти, хахаля твоего и так сыщем. Никуда не денется. А вот ты… Ты станешь очень печальной девой.

— Ножки можно укоротить, сударыня, — услужливо подсказал палач. — Особенно левую. Для пикантности.

— Да. Вырезать нос. Снять губы, обнажив десны. Уши, щеки, веки… Арман — мастер своего дела, девочка моя. Он может превратить тебя в ночной кошмар. Подумай! — Королева подошла к девушке. — Твой любовник, кто бы он ни был, в ужасе бежит от тебя. Я знаю мужчин.

Она провела кончиками пальцев по груди Мелисанды.

— Острые соски, нежная шейка, — пальцы коснулись подбородка девушки, — прекрасное личико. Вот что их манит. И когда ты лишишься всего этого — подумай! — чем привлечешь своего милого?

Королева придвинулась. В ее глазах плясали оранжевые точки факелов.

— Скажи его имя, дочка. Обещаю, он умрет быстро и почти безболезненно.

Девушка помотала головой. Горло перехватило. Мелисанда боялась, что, если скажет хоть что-то, страх превратит слова в беспомощный писк.

— Жаль. Я хотела спасти тебя. Приступай же, Арман.

Палач засуетился, радостно потер ладони: Сейчас, сейчас! Добренький Арман уже готов. С чего начать? Жаровенку? Сверлочки?

— Помягче что-нибудь. Дадим девочке шанс. Девочке… тьфу! Дыбу или костеломку готовь.

Мелисанде стало дурно. Незабудка запрыгал вокруг нее жирным воробышком: