Тень Аламута

— А, ну раз так — другое дело. — Он обернулся к своей спутнице, закутанной в абайю с ног до головы: — Я оставляю тебя, о лепестки и нектар моих роз. — Арабская речь в его устах звучала чарующе неправильно, с божественным испанским акцентом, и он это прекрасно знал. — Оставляю, но ненадолго, дивная река моя. Повелитель ждет, и дела меж нами не терпят промедления. — Он кивнул в сторону Анри и с издевкой добавил: — Пусть беседа с этим юношей станет тебе усладой, неотразимая. Зеркало вожделений моих.

Девушка молча кивнула, и Хосе умчался. Если бы Анри лучше разбирался в людях, он бы заметил, что у рыцаря и сарацинки беседа не клеится. Пленница с утра была не в духе, осыпала каталонца колкостями и насмешками. Хосе правильно рассудил, что общество мямли оруженосца ей быстро наскучит и девушка благосклоннее воспримет его ухаживания.

Но Анри всего этого не знал. Сердце его затрепетало.

— Суд-дарыня! — заикаясь, начал он. — Леп-пе-стки моего сердца…

— Аллах свидетель, — устало объявила пленница, — можно подумать, франки только и делают, что копаются в навозе, выращивая цветы на продажу.

Анри вспыхнул. Прекрасная, только что придуманная речь вылетела из головы.

— Вас зовут Марьям… я слышал, — неловко начал он. — Мою мать тоже звали Марией.

— И вы, конечно же, скучаете по ее юбкам. Вам не стоило становиться рыцарем, сир заика.

Черные глаза смотрели сквозь прорезь покрывали дерзко и насмешливо. Оруженосец смутился еще больше. Жаркая волна прошла по телу. В горле пересохло.

— Я… — Он огляделся: не подслушивает ли кто. — Я мог бы освободить вас. Нет, правда!

— Что? И убить великого воина Хаса… Хосе? И предать своего господина? Похвальбы лишь мальчишкам сопутствуют, сир хвастун. Мужчины не творят — делают.

Анри засопел. Вот так всегда. Насмешки, одни насмешки…

Но отчего же ему так не хочется уходить от дерзкой незнакомки?

Тем временем Жослен и Хосе обменивались любезностями на глазах у доброй половины левантского рыцарства. Выходило это у них сдержанно. Что один, что другой могли убить за неудачно сказанное слово, и оба знали это.

— Я вижу, — усмехнулся граф, — твоя осада затянулась. Деваха ерепенится почище иной крепости.Ты ее по лоскуткам раздевать взялся?

Он указал на изумрудную ленточку, что свисала с плеча Хосе. Каталонец ощерился:

— Клянусь Хесусом и всеми святыми, мессир, вы несправедливы. Она достойная дама и…

— Побойся бога, сир остолоп! Она — мусульманка. А ты носишь ее цвета и, я слышал, объявил дамой сердца. Оставь эти глупости для провансальских дурех. Почему ты не можешь ее просто продрючить, без всех этих соплей? Под Самосатой, помнится, ты не был столь щепетилен.

— Мессир, позвольте, я объясню. Есть разница. — Брови Кутерьмы поползли вверх.

— Интересные делишки. В ней что-то особенное?

— О мессир! — Глаза каталонца восторженно заблестели. — Марьям — это воплощенная тайна. Клянусь Вечерей, это истинная дочь Востока! Она говорит, колдунья наложила на нее заклятие, и теперь ей не уйти из Манбиджа.

— Колдунье?

— Да нет же! Марьям! Слушайте, сир: ее возлюбленный превращен в гепарда и томится на цепи в зверинце Балака. А Защитник Городов обещал сварить зелье, чтобы превратить Хасана в человека.

— Это какого же Хасана, побойся-бога-что-ты-несешь?!

Изумление Жослена всё возрастало. Среди рыцарей пронесся удивленный шепоток. Хосе же не замечал ничего:

— Того самого Хасана. Правителя Манбиджа. Из города ей пришлось бежать, спасаясь от Исы. По пути она встретила Али Маджиха — рыцаря-разбойника…

— …то есть Алана де Мешика?!

— …и защитила его от бешеного леопарда. А шейзарец Усама ибн Мункыз посвятил ей стихи, только я их не запомнил. А…

— Стой, стой! — Жослен замахал руками. — Верю, верю. Это действительно особенная женщина… Дьявол! Я посылал за тобой трижды, но ты явился только сейчас. Посмотри по сторонам. Что ты видишь?

Хосе огляделся. За спиной Жослена стояли отец Бернард и еще добрый десяток воинов. В их глазах читался немой укор.

— Что же ты, Хосе? Это даже как-то замечательно. Добрых христиан на бабу променял. Мы тут с самого утра уродуемся, думаем, как Балака измордовать, а он — нате вам! Вылез хрен с горы.

— Позор христианского рыцарства! — грянуло со всех сторон. — Разжаловать из каталонцев!

— И ладно бы ты ее поимел, сын мой, — потупил глаза каноник. — А то елозишь, как еретик перед епископом. Вони много, а толку чуть.

Кровь бросилась в лицо Хосе.

— Отец Бернард! — с угрозой начал он. — Клянусь Хесусом…

Этого каноник не стерпел. От удара каталонец полетел вверх тормашками.

— Имя Божье всуе! Ах ты, рожа мавританская! Еще раз услышу — отлучу!

От унижения Хосе взвыл. Многое можно было поставить ему в упрек, но не это. Отродясь его род с маврами не знался. Зарезать каноника сию секунду было невозможно: каталонца держали сразу четверо. Старый Летольд вылил на беднягу ведро вонючей воды из лошадиной поилки, и Хосе стало совсем плохо.

Жослен переступил с ноги на ногу:

— Эй, кто там! Еще ведро!

Хосе забился, но держали его крепко.