– Ну… это определенно его работа, насколько можно судить после столь краткого знакомства с его творчеством. Но сама книга, я имею в виду ее конструкцию, выглядит древней. Я бы сказал, это восемнадцатый век, хотя прежде я ничего подобного не видел. Интересно, мог он найти ее пустой? Разрисовал по собственному вкусу, добавил название… но тогда почему он не подписал ее?
Он замолчал, уставившись на страдальческое лицо утопленника.
– Вы действительно хотите, чтобы я приехал еще раз и чтобы я попытался побольше узнать о художнике? – спросил он наконец, словно обращаясь к утопленнику.
– О да, конечно.
– Я рад. Что вы, не помогайте мне, я сам.
Он принялся складывать дощечки. Щелкнув наконец застежкой, он потащил тяжелый переплет обратно в кладовку и водрузил на аналой. «Совсем как молитвенник», – подумала она, но неловкость момента исчезла в тот же миг, когда он обернулся к ней и с улыбкой спросил:
– Надеюсь, ваше приглашение к чаю все еще в силе?
– Конечно. Вы еще побудете здесь, а потом спуститесь?
– Нет, позвольте мне пойти с вами и помочь. По крайней мере, у нас будет возможность еще немного поболтать, пока вы готовите чай.
Кухня, что нетипично для старинных домов, была удивительно светлой и радостной, стены увешаны сковородами, горшками и прочей кухонной утварью, французские окна открывались в мощеный внутренний дворик, густо заросший травой и кустарником. Она усадила Гарри за деревянный стол в центре кухни и надела фартук, решив, что ему придется привыкнуть видеть ее и в таком наряде. Мысль эта пронеслась в голове так естественно и стремительно, что до нее не сразу дошел смысл.
– Как у вас здесь красиво, – сказал Гарри. – Э-э… вы сами для себя готовите?
– Да, с тех пор, как умерла госпожа Грин. Она была нашей экономкой долгие-долгие годы, мы ее воспринимали как члена семьи. Молли – девушка из деревни – приходит помогать с уборкой, а господин Граймс занимается садом.