Картина, которую хотел изучить Гарри, висела первой по левую сторону от двери: подернутая рябью речная вода, маленькие лодочки на переднем плане, неясные очертания зеленого мыса вдалеке и великолепно выписанный небесный свод. Он уже не раз говорил, что бывал в похожем месте; но и сегодняшнее скрупулезное изучение картины не помогло ему вспомнить, где же это было.
– Может, пойдем? – предложила Корделия. – На улице так хорошо.
– Да, конечно, – ответил он, направляясь к аналою, – я только…
– Пожалуйста, не надо. Может, лучше все-таки… – Она не договорила, боясь показаться навязчивой.
– Да, конечно, – повторил он. Но ноги сами несли его вперед.
– Что тебя так тянет к нему?
– Я должен… – Его голос прозвучал еле слышно, словно унесенный порывом ветра.
– Нет, ты не должен. Пожалуйста, посмотри на меня.
Он неохотно повернулся и взглянул на нее. И вновь у нее возникло странное ощущение, будто он ее не узнает. «Как пьяница, который не в силах побороть желание выпить», – вспомнились ей слова слуги де Вере. Она вдруг поймала себя на том, что боится его, а потом сильно разозлилась.
– Мне кажется, тебя больше интересует это жуткое лицо, а не я. Оно превратило тебя в раба, и ты сам это знаешь, но все равно… тебе приятнее смотреть на мертвеца…
Слезы душили ее, и она, вылетев из комнаты, бросилась вниз по лестнице. И тут же, к своему великому облегчению, рас слышала раздавшийся сзади топот неровных шагов. Это Гарри спускался следом за ней. Однако она не оглянулась, а про должала бежать, моля о том, чтобы никого не встретить, тем более Беатрис; проскочив через кухонную дверь, она выпорхнула в сад и понеслась дальше от дома. Вскоре она остановилась, и он до гнал ее; тяжело дыша, стал вымаливать прощение, уверял в своей преданности, после чего заключил ее в объятия.
– Я так виноват, – сказал он потом. – Ты совершенно права, я веду себя по-дурацки. Мы уберем его в соседнюю комнату, и я больше никогда не взгляну на него.
– Ты тоже прости меня, я не хотела тебя обидеть. Ты только скажи – что ты видишь? Что чувствуешь? Что тебя так манит в нем?
– Я не могу… это как сон. Когда вдруг просыпаешься среди ночи и уверен, что никогда не забудешь его, а утром ниче го не можешь вспомнить… только то, что должен что-то вспомнить, но не можешь…
Корделия подозревала, что он что-то скрывает, но они уже шли к берегу реки, где, как она и мечтала, легли на траву и предались ласкам, а потом он сделал ей предложение, и утопленник был тотчас забыт.