Тень автора

Сидя в шумном кафе, среди орущих в мобильники посетителей и ревущих кофеварок, я почти убедил себя в том, что не верю в спиритические послания. Конечно, я сам написал те слова. Если бы только я мог вспомнить, что писал их, можно было бы не переживать насчет раздвоения личности. И привидений. Я достал авторучку и коснулся кончиком пера чистого листа блокнота, пытаясь восстановить в памяти тот момент. Но память ничего не возвращала, и вместо этого я поймал себя на том, что думаю об Алисе.

Чуть позже я обнаружил, что все это время рисовал карикатуру. Над жирной буквой «А» я нарисовал маленькую свинью с крыльями, зловещей улыбкой и нимбом.

По крайней мере, это доказывало, что в забытьи я мог написать и то послание.

В семь часов вечера я сидел в просторной пивной у подножия Дауншир-Хилл. Вечернее солнце отбрасывало последние лучи на траву. Было еще светло.

Из Холборна я медленно вернулся к Саутгемптон-роуд, намереваясь зайти в новое здание Британской библиотеки и попытаться найти еще какие-нибудь сказки Виолы. Вместо этого я добрел до отеля и лег спать, проснувшись в половине шестого. Головная боль отступила, но ком все еще стоял в животе. Голод, решил я.

Поем – и все пройдет.

Но ни кусок жареной баранины, ни пиво, ни оживленная обстановка вокруг не смогли избавить меня от тяжести.

«Ты для меня – рыцарь, которому предстоит последнее испытание». Через пару дней я смогу посидеть здесь с Алисой. «Верь мне». Я пытался представить, как она сидит передо мной за столиком в белом платье в пурпурный цветочек, с густыми медно-рыжими волосами, убранными в хвост. Она сказала, что будет в этом платье, когда мы встретимся; она до сих пор его носила. «Алиса такая красивая, мы все обожаем ее». Так написала Парвати Наиду, медсестра из госпиталя на Финчли-роуд. Я совсем забыл про Парвати, пока мучился сомнениями.

И о чем же мы станем говорить, сидя здесь, наблюдая закат солнца? Действительно ли Филлис убила свою сестру и переспала с ее женихом? Мне нравилось, что Алиса так горячо защищает мою мать, но не мог с ней согласиться. Основываясь на дневнике Энн, Филлис Мэй Хадерли можно было считать виновной, пока не доказано обратное. Но чтобы доказать ее невиновность, мне предстояло выяснить, что же в действительности стало с Энн.

Я обнаружил, что ноги сами несут меня в сторону Ист-Хит-роуд. Тени заметно вытянулись: солнце освещало лишь верхушки деревьев на склоне Росслин-Хилл. На сегодняшний вечер я ставил себе одну задачу: проверить библиотеку и убедиться в том, что планшетка находится там, где я ее оставил, и на ней обозначен вопрос, который я придумал в приступе злости, – если ты такой умный, ответь на него. А чтобы быть уверенным в том, что никого в доме не было, я, уходя, протянул одну черную нитку за входной дверью, а другую – на полпути к калитке. Алисе я об этом не сказал.

Я шел тропинкой, которая вела мимо прудов Хемпстеда, где было полно купающихся; по ней же я шел в тот зимний день тринадцать лет назад. Казалось, пол-Хемпстеда высыпало на улицу – кто катался на велосипедах, кто просто совершал пешие прогулки. Моя мать и Энн, Айрис и Виола тоже когда-то бродили по этим тропкам – судя по обилию пальто, шарфов, сапог и галош у входной двери. У Энн, должно быть, было много друзей, ведь она жила здесь всю жизнь. Жизнь, которая не нашла своего отражения в дневнике. Кроме мисс Хамиш, я не знал ни одного другого имени.

Разве что Хью Монфор. Я был так поглощен мыслями о матери и Энн, что совсем упустил его из виду. Интересно, они с Филлис сбежали вместе? И не возникало ли у полиции желания пообщаться с ним? Он ведь мог быть жив до сих пор – сейчас ему должно быть чуть за семьдесят. Пожалуй, стоило бы заняться его поисками: если не через архив – кстати, я еще не проверял лондонский телефонный справочник, – так через объявления в «Таймс».

Подходя к пруду, который разделял Долину и Хит, я попытался определить месторасположение Феррьерз-Клоуз. По левую сторону за плотной стеной деревьев можно было различить очертания несколько похожих на него домов, но география Долины была столь обманчива, что я даже не был уверен, в правильном ли направлении веду поиски. Вернувшись тогда в Мосон, я пролистал массивный том по истории Хемпстеда и Хита: в семидесятые годы девятнадцатого века Долина здоровья представляла собой злачное место с барами и прочими питейными заведениями, а еще раньше здесь были преимущественно коттеджи и несколько больших домов, в числе которых, вероятно, был и Феррьерз-Клоуз. Интересно, как дядя-холостяк чувствовал себя, проживая в столь легкомысленном местечке?

Теперь поколение джентри могло торжествовать: единственным напоминанием о некогда буйной торговле осталась ярмарочная площадь на восточной окраине Долины. Это был клочок непригодной земли с нелепым нагромождением всякого хлама вроде брошенных автофургонов, допотопных автомобилей, лесоматериалов, бит ого камня и ржавых станков.