Тень автора

Я заполнил форму запроса на Джерарда Хью Монфора, младенца, с таким ощущением, будто заказываю собственное свидетельство о смерти. Экспресс-почтой за 24 фунта мне гарантировали его доставку уже к вечеру. После этого я вернулся к регистрации рождений, где обнаружил запись, сделанную во втором квартале 1950 года, тоже в Вестминстерском округе.

Сведений о браке между Филлис Мэй Хадерли и Хью Монфором не имелось. Хью Монфор не значился и среди умерших. Я пролистал оба реестра вплоть до 1963 года – именно в том году моя мать вышла замуж за Грейема Джона Фримана в Мосоне.

Причем под своей девичьей фамилией, осенило меня, когда я уже закрывал архивный том. И тут же отчетливо вспомнилось усталое лицо матери на свадебной фотографии из Мосона – уже немолодое, с напряженной улыбкой. А следом за ним в памяти всплыла фотография, на которой моя молодая счастливая мама держит на руках малыша. Джерард Хью Монфор, младенец.

Умер.

Из интернет-кафе я написал Алисе, рассказав о своей находке, при этом я чувствовал себя, словно потерпевший кораблекрушение, который отправляет весточку о себе по волнам, в бутылке.

Остаток дня я провел в читальном зале Британской библиотеки, просматривая микропленки с «Таймс», где пытался отыскать сначала объявление о помолвке Энн Хадерли и Хью Монфора – безрезультатно, а начиная с 1 октября 1950 года упоминание о смерти младенца Джерарда Хью Монфора. Уже минут через двадцать я понял, что напрасно трачу время: свидетельство о смерти даст мне точную дату его кончины. Я вернулся к 6 октября 1949 года, дате смерти Айрис Хадерли, и стал просматривать странички семейной хроники, выискивая крохотное объявление – учитывая, что ни Хадерли, ни Монфоры не значились в списке именитых горожан. Когда у меня от напряжения заломило плечо, я вышел на балкон и, перегнувшись через перила, посмотрел на мраморный пол нижнего этажа. И подумал, что ничего не изменится в этом мире, если я вдруг оступлюсь и упаду вниз.

В половине четвертого я позвонил в архив, где мне сообщили, что свидетельства о смерти прибудут не раньше утра понедельника. Я решил поработать еще часок – механическая работа, по крайней мере, отвлекала меня от мыслей о Джерарде Хью Монфоре, младенце, а потом перекусить и в последний раз наведаться в Феррьерз-Клоуз. Будет еще светло, рассудил я.

Вернувшись к микропленкам, я вдруг вспомнил кое-что из письма мисс Хамиш: Питт-старший – Эдвард Никол Питт, адвокат, 18, Уэтстоун-парк, – неоднократно давал объявления в газете, пытаясь разузнать что-либо об Энн, которую в последний раз видел 26 октября 1949 года. Я даже мог вспомнить это объявление дословно. И вот начиная с конца ноября я стал скрупулезно просматривать колонки объявлений, пока не нашел запись, сделанную 16 декабря 1949 года:

«Просьба ко всем, кому что-либо известно о местонахождении Хью Росса Монфора, до последнего времени проживавшего по адресу: 44, Эндслей-Гарденз, связаться с адвокатской конторой Питт энд К° по адресу: 18, Уэтстоун-парк, Холбурн».

Это объявление повторилось еще пару раз с интервалом в две недели. Я начал просматривать пленки за февраль и март, рассчитывая вот-вот наткнуться на нечто подобное, связанное с исчезновением Энн. Подчиняясь четкому рабочему ритму, я успевал пробежать пять дней за минуту, шесть минут уходило на месяц. Добравшись до конца июня, я прервался, чтобы свериться с письмом мисс Хамиш. Господин Питт был обеспокоен, когда она пришла к нему в феврале 1950 года. «Он поднял на ноги полицию, неоднократно помещал объявления в газете». Разумеется, он бы не стал ждать четыре месяца. Я работал быстро, но внимательно, проверяя каждую дату, чтобы ничего не пропустить; я твердо знал, что просмотрел каждое объявление. Мои поиски продолжались вплоть до декабрьских номеров газеты, но я так ничего и не обнаружил.

* * *

Свет, струившийся сквозь цветные витражи окон, словно капельками крови забрызгал мебель и ковер в гостиной, а по стенам тянулись его кровавые струи. Идеальное оформление для последнего вечера в доме. Я притащил в библиотеку пакет с тряпками и моющими средствами и принялся за уборку.

Оттирая пятна под кушеткой, я вспомнил унизительные моменты далекого детства в Мосоне; хотя они происходили во сне, я все равно чувствовал себя виноватым. Сейчас у меня действительно было очень странное ощущение, сродни джет-лэгу: я был выжат и морально, и физически, но разум оставался чистым и ясным. И в минуты, когда он не был занят мыслями об исчезновении Энн и Хью, категорически отказывался воспринимать ночной шепот иначе как кошмарный сон.