Гордый Андрейка стал расхаживать с амулетом и искать на пляже куриных богов. Нашел довольно много: в Нетании они попадались часто. Сервант в столовой номера люкс украсился целой коллекцией трофеев, причем некоторые из них отличались немалым весом. Вера уже с веселым ужасом представляла, как просядет самолет, когда сын потащит все эти булыжники домой. Но на пятый день после их приезда случилась неприятная история.
На пляже появилась еще одна русская мама с сыном. И этот сын, толстый, противный мальчишка немного старше и много крупнее Андрейки, увидев у него на шее амулет, заявил:
— Это не настоящий куриный бог! Настоящие — только у нас в Крыму. А это — так, строительный мусор, цемент с песком. Вон его сколько понасыпано!
И он указал на искусственные волноломы, уменьшавшие волнение на море. И высунул язык.
— Ну и сидел бы в своем Крыму! — огрызнулся в ответ Андрейка.
Вера ужасно рассердилась.
— Не смей так говорить! Никогда, слышишь?
— А чего он лезет…
— Андрей! Извинись немедленно. И запомни: каждый может ехать, куда захочет, жить, где захочет. Нельзя так говорить: «…сидел бы в своем Крыму». Это неприлично и непорядочно.
Андрейка испугался и притих. Никогда раньше он не видел маму такой расстроенной и сердитой.
— Ладно, мам, прости. Я больше не буду.
Конечно, Вера простила. У нее даже не хватило духу потребовать, чтобы сын извинился перед мальчиком из Крыма. Мальчишка и правда попался неприятный. Но, вернувшись в отель, Андрейка собрал и выбросил всех куриных богов. И амулет с шеи сорвал. Вера огорчилась, но разубеждать сына не стала.
На следующее утро выяснилось, что мальчик из Крыма живет с ними в одном отеле. Они встретились в столовой, и толстый мальчишка тут же снова показал Андрейке язык. Андрейка уже двинулся было к нему с кулаками, но Вера его остановила:
— Перестань, сынок, это глупо. Просто не обращай внимания.
Крымский бузотер все никак не хотел оставить Андрейку в покое, видно, что-то ему не нравилось в москвиче. Вера вспомнила, как Зина называла это «телесной неприязнью». Вот и у нее с Гошей Савельевым, наверное, так.
Они столкнулись возле тостера: Андрейка отправил в барабанную машину пару кусков хлеба — себе и маме, — а мальчик из Крыма схватил их, когда они вылезли поджаренные.
— Это мое! — возмутился Андрейка.
Толстый опять показал ему язык и убежал. На этот раз Андрейка решительно вознамерился не спустить обиды, и опять Вера поспешила вмешаться:
— Не надо, сынок. Его бог накажет.
— Ну-у-у… — разочарованно протянул сын, — еще ждать, пока бог накажет… Бабушка говорит, бог долго терпит…
— Да больно бьет, — закончила Вера, заправляя в тостер новую порцию хлеба.
Но на этот раз божья кара не заставила себя ждать. Не успели поджаристые ломтики вылезти из тостера, как вдруг раздался возмущенный крик на всю столовую. Все оглянулись, и Вера с Андрейкой тоже.
Женщина, убиравшая со столов грязную посуду, стояла возле одного из столиков и, голося, тыкала пальцем в нечто, лежавшее на тарелке. За столиком сидели крымчане. Вера с Андрейкой подошли поближе.
Израильская уборщица не говорила по-русски, да и английского, похоже, не знала. Другие посетители столовой, видимо, поняли, в чем дело, и тоже начали возмущаться. Поднялся страшный гвалт, уборщица по рации вызвала в столовую, находившуюся в подвальном помещении, ту самую женщину-администратора, что называла номер люкс «суитой».
На тарелке — к этому времени Вера уже разглядела и поняла, в чем дело, — лежали бутерброды с колбасой.
— Вы что же это делаете?! — возмутилась администратор. — Да нам теперь из-за вас придется кошеровать всю столовую!
— А что такого? — негодовала, в свою очередь, крымчанка. — Бутерброд на завтрак съесть нельзя?
Женщина-администратор гневно ткнула пальцем в объявление на разных языках, в том числе и по-русски, висевшее на двери: «Запрещается проносить в столовую некошерные продукты».
— Вы сюда приехали, извольте соблюдать правила. А колбасу свою ешьте у себя в номере, если уж вы без нее не можете.
— А в номере можно? — язвительно уточнила крымчанка.
— От номера вы ключ получили, запритесь там и делайте, что хотите, а здесь общая столовая, здесь верующие завтракают. Уходите сейчас же, а то охрану позову! — пригрозила женщина-администратор.
— У нас завтрак оплачен!
— Я верну вам деньги, — сказала женщина-администратор таким голосом, что у Веры дрожь прошла по спине. — Сию же минуту вон!
Мать с сыном, опозоренные, забрали бутерброды с колбасой и подавленно двинулись к дверям.
Но бог, видимо, решил, что этого мало.
— Тарелку! Тарелку с собой заберите! — крикнула им вслед женщина-администратор. — И обратно не приносите!
Пришлось вернуться, забрать тарелку и вновь пройти сквозь строй осуждающих взглядов.
— Мам, а почему колбасу в столовой нельзя? — спросил Андрейка.
Глаза у него стали круглые от любопытства.
— Евреи едят мясное и молочное отдельно, — ответила Вера.
— А почему?
— Им Библия запрещает.
— А нам? — не отставал сын. — А нам почему нет?
— Это долгий разговор, сынок. Ты поел? Вот и хорошо. Идем, почистим зубы, и на пляж.
— Ну почему, мам? Ну скажи.