Тень друга. Ветер на перекрестке

Известно, например, стремление талантливого романиста Г. Данилевского приукрасить русских венценосцев. Не будем говорить о «матушке государыне» Екатерине II. В своих преувеличенно восторженных эпитетах по ее адресу Данилевский совсем не одинок. Нужно было быть Пушкиным, чтобы тонко уловить свет и тени ее царствования.

Но вот похвалы и поиски привлекательных черт у Петра III и Павла I, чья мрачная репутация прочно определилась еще в дворянской историографии, не могли, конечно, не привести Г. Данилевского к отрицательным отзывам о Дашковой. Они как бы мимолетны, высказаны между прочим, но не один раз встречаются на страницах его романа «Мирович», хотя ее образ и не является центральным в повествовании.

В сохранившейся рукописи II и III частей романа есть варианты, не вошедшие в прижизненные издания. Трудно окончательно с уверенностью судить, какие из них были отвергнуты цензурой, а какие исключены самим автором. Во всяком случае, там можно обнаружить прямо-таки злостные наветы на Дашкову, бесспорно искажающие ее характер. Хотя бы такой:

«— Чем могу Вас отблагодарить за оказанную услугу, — спросила Екатерина Дашкову, — облегчите, Катерина Романовна, мою душу, столько, согласитесь, обязанную Вам.

— Чтобы сделать меня счастливейшей из смертных, немного нужно, — притворно почтительно и сентиментально ответила Дашкова. — Будьте матерью России... А мне позвольте навеки пребыть Вашим другом...

Екатерина горячо обняла ее. Это, впрочем, не помешало Дашковой, вопреки ее горячайшим увереньям, через месяц выпросить себе у императрицы и получить «за отменные отечеству услуги» пособие в двадцать четыре тысячи рублей».

Здесь все не похоже на действительность. В натуре Дашковой было намешано всякое, но меньше всего притворство да еще в то юные ее годы.

Что касается денег, то Дашковой, хотя она и нуждалась (нужно было платить долги мужа-кутилы), не было необходимости «выпрашивать» у императрицы такую, в сущности, по масштабам двора, не очень уж значительную сумму.

Наоборот, именно в интересах Екатерины был денежный расчет с Дашковой за ее неоценимую помощь на пути ангальт-цербстской принцессы к русскому престолу.

Императрицу устраивала легенда «о божьем промысле», опустившем на ее главу царский венец. И что при этом значит самоотверженность близкого человека, если с ним можно учинить расплату серебром, переведя пылкость чувств в категорию оплачиваемой услуги? Этот расчет как бы подводил черту под прежними отношениями двух Екатерин и доставил Дашковой немало душевных страданий.

Герцен писал о ной: «Оттого-то, между прочим, что она верила и хотела верить в идеальную Екатерину, она и не могла удержаться в милости». И дальше Герцен говорит о ее государственном уме, об ее прямоте и нравственной честности.

Итак, когда-то я открыл для себя подробности жизни Екатерины Дашковой, просто желая установить, кто такие Воронцовы-Дашковы, в каком родстве они состоят, кем приходятся одному из героев Бородинской битвы Михаилу Воронцову, командиру сводной гренадерской дивизии, которая вместо с дивизией генерала Неверовского так блестяще обороняла Семеновские флеши и Шевардинский редут на поле Бородинской битвы.

И оказалось, что этот Воронцов, впоследствии новороссийский губернатор и наместник Кавказа, — сын младшего брата Екатерины Дашковой, Семена Романовича, того самого, что стал русским послом в Лондоне и так точно предсказал в послании к сыну ход и исход войны 1812 года.

В одном из писем другому своему брату Дашкова вновь и вновь, подтверждая свое решение избегать придворной жизни, оставляла за собой лишь возможность «своим опытом или какими-нибудь советами быть полезной родине и оказать еще несколько услуг сыну или нашему племяннику».

«Наш племянник» и есть М. С. Воронцов. В дни, когда Дашкова писала это письмо, он был еще юношей. Таким образом, у начала его карьеры, в числе тех, кто ворожил молодому родовитому и образованному аристократу, была и знаменитая его тетка, обломок отшумевших эпох, женщина, впитавшая петровскую страсть к русскому просвещению.

А откуда же пошла ветвь Воронцовых-Дашковых? Незадолго до своей кончины Екатерина Романовна хлопотала о высочайшем разрешении одному из ее наследников, сыну ее двоюродного брата, носить двойную фамилию. Может быть, она чувствовала себя столько же Дашковой, сколько и Воронцовой. И хотела, чтобы фамилия Дашковых не исчезла из списков русской знати, поскольку к тому времени сына ее уже не было в живых и роду Дашковых суждено было оборваться. Просьба княгини была удовлетворена. Таким образом и возникли Воронцовы-Дашковы.

Ну хорошо, и что же все это обозначает? Ровным счетом ничего, кроме желания автора познакомить читателя с тем, как он накапливал нужные ему сведения, становясь сам себе историком.

Впрочем, можно сказать еще несколько слов.