Тень Эдгара По

Да не сочтут читатели следующий пассаж единственно попыткой оправдать мое легковерие! Понимаю, что так вполне может показаться всякому, кто ни разу не встречал Клода Дюпена. Ибо Барон имел поистине сверхъестественную способность изменять голос, походку и повадки. Но этого мало — даже форма головы подчинялась воле хозяина — факт, который поставил бы в тупик самого уважаемого френолога. Посредством контролирования челюстей, губ и шейных мышц Барон вводил в заблуждение вернее, чем посредством маски. К каждой личине у Барона был заготовлен соответствующий характер, а всего в его арсенале имелось не меньше сотни типажей. Барон полностью владел голосом, изменяя его в зависимости от произносимых слов. В той же степени, в какой Огюст Дюпон держал под контролем замеченное в окружающих, Барон Дюпен контролировал восприятие окружающими своей персоны.

— Сударь, извольте перечислить все личины, под которыми являлись нам! — потребовал я, стараясь интонацией не выдать, насколько глубоко оскорблен.

— Всякий раз, когда я берусь защищать в суде представителя угнетенного класса, я влезаю в его шкуру, и еще не было случая, чтобы к такому человеку не прониклись сочувствием. Ибо несчастье униженного и оскорбленного — это несчастье всего общества; его судьба — это судьба тех, кто довел его до преступления. Вот почему я, Барон Дюпен, никогда еще не проигрывал процесса. Вот почему добивался оправдания мужчин и женщин, опустившихся на самое дно. Чем громче адвокат требует справедливости, тем больше народу собирается в зале суда.

— Главное, — продолжал Барон, — не в том, чтобы сообщить публике некий факт, имеющий до нее прямое касательство, но в том, чтобы заставить публику поверить, будто вскрываешь те самые общественные язвы, которые давно мучают ее. Теперь я то же самое сделал для Эдгара По. Газетчики занялись поиском фактов о его жизни и смерти, как вы, вероятно, успели заметить. Книготорговцы столкнулись с необходимостью получать новые издания. Настанет день, джентльмены, когда в каждом доме на книжной полке будет стоять томик Эдгара По, когда читать его станут и старики, и дети. Скажу больше: в домах представителей нового поколения книги По займут место непосредственно рядом с Библией. Я хожу по улицам… или по улицам вместо меня ходит вот этот джентльмен. — Барон приставил к своему носу накладной нос и продолжал с американским выговором: — Хожу, стало быть, и нашептываю встречным-поперечным о смерти По. Я говорю об этом в питейных заведениях, в церквях, на рынках; я сообщаю подробности кучерм наемных экипажей, — тут Барон сделал паузу. — Я бросаюсь фразами в читальном зале. Моими стараниями угнетенные классы верят и сомневаются — значит, скоро потребуют правды во всеуслышание. А кто скажет им правду?

— Ваше единственное желание — взбудоражить общество к своей выгоде. Вы не пытаетесь найти правду, мосье Барон; вы прибыли в Балтимор исключительно чтобы попытать счастья! — выкрикнул я.

Барон принял вид оскорбленной добродетели — должен признать, получилось очень натурально.

— Правда — вот что меня заботит. Только это, ничего больше. Но! Правду нужно добыть из человеческих умов; ее нужно вытащить оттуда, пусть и на буксире. Я восхищаюсь вами, братец Квентин, у вас донкихотские представления о чести. Однако правды, мой заблуждающийся друг, не существует до тех пор, пока вы ее не нашли. Она не разражается, подобно грому небесному, над головой, ниспосланная благосклонными богами, даром что отдельные господа придерживаются именно такой теории.

Барон хлопнул Дюпона по плечу, скосил на него взгляд:

— А скажите-ка, Дюпон, что вы поделывали все эти годы?

— Я ждал, — ровным голосом ответил Дюпон.

— Осмелюсь предположить, мы все ждали и устали от ожидания, — произнес Барон. — Полагаю, здесь ваши услуги больше не нужны, мосье Дюпон. — Барон выдержал паузу и добавил: — Впрочем, как обычно.

— И все-таки я бы остался, — спокойно сказал Дюпон. — Если, конечно, у вашей чести нет возражений.

Барон нахмурился, точно строгий, но добрый отец; впрочем, обращение ему явно польстило.

— Оставайтесь. Только настоятельно вам советую — оставьте изыскания об Эдгаре По и держите вашего американского пупсика на поводке, а то он шустрый, как мартышка. У меня уже есть факты о том, что случилось с По. Слушайтесь меня, Дюпон, и останетесь невредимым. К вашему сведению, моя обожаемая супруга перережет горло всякому, кто попытается встать у меня на пути. По-моему, это любовь, а вы как считаете? Короче, господа, не вздумайте обсуждать По ни с одной из сторон.

— К чему это вы клоните? — воскликнул я. Лицо мое пылало — то ли от презрения к нелепому требованию, то ли от оскорбительного эпитета «пупсик». — Как вы смеете говорить с Огюстом Дюпоном в таком тоне? Неужели вы рассчитываете, что мы подчинимся?

Ответ Дюпона потряс меня больше, чем угроза Барона.

— Для вашего полного спокойствия, — сказал Дюпон, — обещаю также не говорить ни с одним из свидетелей.

Удовлетворение Барона было мне невыносимо.