Тень Эдгара По

Я открыл первую страницу. Право, не знаю, стоит ли публиковать здесь список стихотворений, представший моему взору. Пожалуй, все же рискну вызвать осуждение читателя. Итак: «Внемли моей мольбе», «Подруге по случаю рождения сына», «Умирающий бизон», «Помолимся вдвоем», «Да, это я — подъемли взор без страха», «Разлука с другом», «Посещение памятника», «Первый летний день» (за которым вполне предсказуемо шел «Последний летний день»). Содержание занимало несколько страниц. Дюпон, по его словам, заказал сборник у балтиморского книготорговца.

— Теперь нам известно, что мосье По не ездил в Филадельфию с целью редактировать стихи мадам Лауд, — подытожил Дюпон.

— Все равно не вижу причин для подобной уверенности.

— А вы напрягите зрение. Никто, мосье Кларк, не редактировал этих стихов, что ясно уже из их количества в настоящем сборнике. А если какой-нибудь литератор — да простит его Господь — все же взялся, то был он отнюдь не поэт, с юности придерживающийся принципов лаконичности и максимальной точности при выборе слов. Согласитесь, именно с этой стороны мы знаем мосье Эдгара По.

Пожалуй, тут Дюпон был прав. Теперь я убедился — он не зря столько времени провел над произведениями моего кумира.

И все же я не мог полностью принять его доводы.

— Мосье Дюпон, а что, если Эдгар По отправился в Филадельфию, начал процесс редактирования стихов миссис Лауд, а потом у них что-то не заладилось — например, он раскритиковал ее творчество, — и пришлось ему вернуться в Балтимор, не доведя дело до конца?

— Вопрос умного человека, мосье Кларк; умного, хотя и ненаблюдательного. Вполне возможно, что По прибыл в дом Лаудов с целью выполнить свои обязательства по договору, но стороны не сошлись в цене или иных условиях. Если даже и так, мы должны на краткий миг принять во внимание эту вероятность лишь для того, чтобы отбросить ее.

— Но почему, сударь?

— Повнимательнее прочтите оглавление. Уверен, на этот раз вы сами поймете, на чем остановиться.

К тому времени мы успели усесться за столик в ресторане. Дюпон подался ко мне и стал следить за моим пальцем, скользившим по строчкам содержания «Придорожных цветов».

— Вы делаете успехи, мосье Кларк. Вас не затруднит прочесть вот этот опус?

Стихотворение называлось «Удел незнакомца» и начиналось так:

Вкруг ложа смертного его
Сгрудились, ждут, чтоб взор погас.
И нет меж ними никого,
Кто скрасил бы последний час.

О, как же страшно уходить

Из равнодушия — во мрак!
Сочувствия не находить
У провожающих никак!

— Святые небеса! Да ведь миссис Лауд описала сцену в колледжской больнице, где умирал Эдгар По!

— Возможно, это плод романтического воображения. Читайте дальше. Вы очень недурно декламируете — этак, знаете, с подъемом, вдохновенно.

— Благодарю вас, сударь.

Третья строфа описывала последние минуты на грешной земле, где пылающий лоб несчастного не дождался «касанья милых, чистых уст». Затем шла непосредственно кончина:

Так умер он — вдали от тех,
Что укорить могли б злой рок.
Чужая длань коснулась век,
Прах без надгробья в землю лег.

Его могила — средь дерев,

Среди зловещих их теней.
Чужие, ритуал презрев,
Примяли спешно дерн на ней.

Ничей сочувствующий глаз

Не оросил святой земли —
О нем забыли в тот же час,
Как от могилы прочь пошли.

— «Прах без надгробья в землю лег», «примяли спешно дерн», «не оросил святой земли»… Скомканные, недостойные похороны… «Ритуал презрев»… Без сомнения, речь идет о похоронах Эдгара По на Вестминстерском кладбище! То же самое видел и я!

— Как мы и предполагали, мадам Лауд, не будучи стеснена в средствах, свободно перемещается по стране; об этом же говорят и другие ее опусы. Так что смело делаем вывод: поэтесса посещала Балтимор в последние два года, вероятно, вскоре после смерти По. Ее интерес к обстоятельствам смерти и похорон человека, встреча с которым была назначена незадолго до этой самой смерти, вполне понятен, а впечатление от похорон — столь сходное с вашим, мосье Кларк, собственным впечатлением — мадам Лауд составила, посетив могилу По, а возможно, и побеседовав с кладбищенским сторожем или могильщиком. Не исключено, что она говорила и с доктором в больнице.

— Поразительно, — выдохнул я.