Тень Эдгара По

— Внимательное чтение способно привести к целому ряду выводов. Например, мосье Кларк, мы можем убедиться, что мадам Лауд вполне разделяет ваше мнение о родственниках мосье По, не почтивших его память должным образом. В стихотворении нет каких-то особых сведений об окружении По или его последних днях. Нам известно, что мадам Лауд узнала о смерти мосье По не из первых рук, что не была посвящена в его планы, подобно близким людям, с которыми мосье По расставался, как он считал, ненадолго. Обратите внимание на заголовок: «Удел незнакомца» — он говорит сам за себя. Теперь вы убедились, что мосье По не встречался с мадам Лауд, как планировал? Это стихотворение, мосье Кларк, станет нашим первым вещественным доказательством того, что мосье По так и не доехал до Филадельфии.

— Первым доказательством, мосье Дюпон?

— Именно.

— А зачем Эдгар По просил тещу писать ему на это странное имя — Э.С.Т. Грэй?

— Это возможно, станет вторым нашим доказательством, — с неохотой отвечал Дюпон, желавший, кажется, закрыть тему.

Дюпон стал чаще выходить на прогулки. Сеансы позирования больше его не связывали — после ряда ссор с фон Данткером и громкого возмущения последнего нелепыми требованиями Дюпона, художник счел за лучшее закончить портрет по памяти. Не желая больше терпеть беспокойство от фон Данткера, я сообщил письмом, что оплачу его труд. Ответ художника оказался неожиданным — труд оплатить взялась третья сторона, причем нынче же. Поскольку это ни с чем не сообразовывалось, я поспешил к фон Данткеру в студию и чуть не столкнулся с выходящим оттуда Бароном Дюпеном. Барон приподнял в мой адрес шляпу и осклабился.

Я сразу все рассказал Дюпону. Тот лишь посмеялся над моим предположением, что фон Данткер — шпион Барона.

— Мосье Дюпон, этот, с позволения сказать, художник мог слышать каждое наше с вами слово! Да что там мог — он и слышал! Он только делал вид, что увлечен рисованием, а сам подслушивал!

— Этот простак фон Данткер? Подслушивал? Не смешите меня!

Других комментариев я от Дюпона не добился.

Дюпон, поставив себе задачу «проникнуться духом Балтимора», практиковал продолжительные медленные прогулки вроде парижских. Обычно я прогуливался с ним, поскольку ждать его дома было невыносимо, — я хорошо помнил, как однажды не выдержал такого ожидания. Как правило, мы выходили вечером. Подобно литературному компаньону К. Огюста Дюпена, я мог бы сказать, что «в мелькающих огнях и тенях большого города» мы добывали «ту неисчерпаемую пищу для умственных восторгов, которую дарит тихое созерцание»[16]. Впрочем, следует сделать поправку на «мелькающие огни». Читатель уже имел случай убедиться, что в отличие от Парижа ночной Балтимор весьма труден для визуального восприятия.

Помню, как-то в темноте я нечаянно толкнул одного весьма странно одетого пешехода. Я с учтивостью извинился и лишь тогда поднял взгляд. На незнакомце было черное пальто старомодного покроя. Выражение его лица не отпускало меня до рассвета — он посмотрел свысока и зашагал прочь без единого слова.

Дюпон, впрочем, мало значения придавал отсутствию фонарей.

«При дневном свете я вижу, — говорил он, — а ночью проницаю суть».

Поистине, это был человек-сова; ночью он добывал себе пищу для ума.

Дважды во время ночных прогулок, в том числе когда я толкнул загадочного незнакомца, мы видели Барона Клода Дюпена и Бонжур. Шансы двух соперничающих сторон скрестить пути по одной только воле случая смехотворны в таком городе, как Балтимор, — большом, растущем, насчитывающем сто пятьдесят с лишним тысяч жителей. Вероятно, скрещению наших путей способствовал магнетизм общей цели. А может, Барон нарочно отклонился от курса, чтобы поглумиться над нами. Внешность его изменилась, особенно лицо и выражение глаз — не оттого ли, что Барон пополнел? Или, наоборот, похудел?

Барон находил удовольствие в демонстрировании «изрядного матерьяльца», собранного им о последних днях По.

— Ах, что за трость! — воскликнул он однажды. — Полагаю, это последний крик моды?

— Малакка, — не без гордости отвечал я.

— Малакка? Такая же была у Эдгара По. Да-да, друзья мои, все, что вы обнаружили, известно и нам. Например, мы знаем, почему По взял этот странный псевдоним — Э.С.Т. Грэй. И почему был в одежде не по размеру. Вы, верно, читали в газетах, что одежду сменили для маскировки? Это правда, только костюмчик-то мосье По не сам выбирал…

Обыкновенно Барон обрывал фразу на полуслове или подмигивал Бонжур. Она смотрела на нас с Дюпоном и никогда не проявляла глумливой учтивости, даром что муж ее подавал тут пример. Похихикав сам с собой, Барон говорил что-нибудь вроде:

— Впереди у нас, друзья мои, множество сенсационных открытий! Мы добудем пропуск к славе!

Бахвальство было одной из его слабостей.