Боб продолжал читать все, что читал Виггин, смотреть то, что смотрел тот. Слушал разговоры ребят о Виггине, встречался с друзьями Виггина, вслушивался в их слова о том, что сказал или сделал Эндер. При этом Боб пытался сложить это все в некую последовательную философскую систему, в своего рода мировоззрение. В план жизни.
И обнаружил кое-что любопытное. Невзирая на альтруизм, невзирая на самопожертвование, ни один из друзей Виггина не сказал, что сам Виггин разговаривал с ними о своих проблемах. Все шли к Виггину, но Виггин не шел ни к кому. Настоящих друзей у него было не больше, чем у Боба. Как и Боб, Виггин был сам по себе!
Вскоре Боба освободили от посещения занятий по тем дисциплинам, которыми он уже овладел. Его перевели в группу к старшим курсантам, где его сначала встретили с раздражением, а потом стали относиться с восхищением, когда он обгонял их и уходил в следующую группу, оставив их на полпути изучаемого курса. А что Виггин? Он тоже шел с опережением? Да, но не так быстро. Потому ли, что Боб лучше?
Или потому, что быстрее достигал предела?
По характеристикам учителей было видно, что что-то происходит. Курсанты со средними способностями, если таковыми можно было назвать учеников этой школы, теперь получали все более короткие характеристики.
Их не игнорировали, но лучшие из лучших были определены, и теперь львиная доля внимания уделялась им.
Тем, которые казались лучшими. Ибо Боб стал понимать, что учителя часто переоценивают тех учеников, которые им просто больше нравятся, и недооценивают тех, которые нравятся меньше. Учителя притворялись бесстрастными, стоящими «над схваткой», но часто их симпатии оказывались на стороне детей с более ярко выраженной харизмой, они давали им более высокие баллы при оценке лидерства, хотя на самом деле те были просто более шустрыми, или атлетически развитыми, или испытывающими потребность вечно находиться в центре внимания. Таким образом, нередко случалось, что симпатии учителей оказывались на стороне тех ребят, из которых никогда не выйдут хорошие командиры, а те, которые, по мнению Боба, были в этом плане наиболее многообещающими, игнорировались. Было тяжело видеть учителей, совершающих подобные ошибки. Ведь у них перед глазами стоял Виггин, Виггин – истинное сокровище, они преклонялись перед ним и упускали из виду тех, кто тоже был хорош. Или увлекались каким-нибудь энергичным, самодовольным, амбициозным парнишкой, результаты практической работы которого были не слишком заметны.
Неужели же работа Боевой школы имеет лишь одну цель – выявить и обучить только лучших из лучших? Тестирование на Земле работает безотказно: среди курсантов нет ни единого пентюха. Но система школьного образования не учитывала одного фактора: как подбираются сами учителя и воспитатели?
Все эти кадровые офицеры – люди опытные, очень способные. Очень ответственные. Но в военном деле нельзя назначать на ответственные посты только исходя из этих качеств.
Ведь нижестоящим офицерам необходимо привлекать к себе внимание тех, кто стоит над ними. Надо им нравиться. Надо встраиваться в систему. Надо выглядеть так, как представляют себе идеального офицера вышестоящие начальники. Больше того, надо думать так, как они считают правильным.
В результате получается командная структура, где наверху оказываются типы, которые отлично смотрятся в форме, говорящие правильные слова и поступающие так, чтобы ничем не задеть чувствительные нервы вышестоящих, а всю грязную работу незаметно делают офицеры несравненно более способные, на которых держится авторитет начальства, на которых сыплются все шишки и которых зачастую выгоняют в отставку.
Такова уж армия. Среди учителей и воспитателей были представители самых разных слоев и групп, имеющихся в армейской среде. И они продвигали вперед тех слушателей, которые соответствовали идиотским приоритетам этой системы.
Неудивительно, что такие пацаны, как Динк Микер, понимали это и отказывались играть по таким правилам. Динк обладал и обаянием, и талантом. Благодаря обаянию его выдвинули на роль командира армии, но поскольку он был еще и талантлив, то, поняв систему и возмутившись ее идиотизмом, он начисто отказался от назначения. Другие дети, как, например, Петра Арканян, – ярко выраженные личности, овладевшие теорией и практикой стратегии в такой степени, что разбуди их – и они тут же начнут отдавать приказы, то есть люди, которые могли бы вести за собой в бой солдат, принимать решения и выполнять их, – не хотели превращаться в паркетных шаркунов, а потому и оставались вне поля зрения преподавателей. Все их недостатки рассматривали под увеличительным стеклом, все достоинства – под уменьшительным.
И тогда Боб стал формировать собственную «антиармию». Из ребят, оставшихся не понятыми учителями, но по-настоящему талантливых, из ребят с сердцем и умом, а не просто обладателей приятных мордашек и хорошо подвешенных языков. Он определял, кто из них возглавит командование взводами в армии, где командиром будет, конечно…