Сережу представили Гнедину. Юноша затосковал. Ему совершенно не хотелось оставаться, пить чай, вести светские беседы. Но ведь он не переговорил с Анатолием, что он скажет бедной Розалии, которая места себе не находит от неизвестности? Понукаемый чувством долга, он поплелся за всеми в столовую Боровицких. А там уже на столе пыхтел и свистел самовар, начищенный кухаркой до нестерпимого блеска, так что в него можно было смотреться, как в зеркало. Сережа невольно улыбнулся. Ему припомнилось, как они корчили рожи и смеялись, глядя в самовар на свои искаженные лица. Неумолимый самовар преобразил до неузнаваемости даже прекрасное лицо Розалии. На конфорке самовара пристроился пузатый фарфоровый чайник с ярким петухом на боку, по комнате разливался аромат свежих булочек.
Сережа почти не прислушивался к застольному разговору. Он краем глаза наблюдал за Таисией и Анатолием. Девушка вся светилась от своих чувств и не скрывала их. Боровицкий же, смущаясь присутствия Желтовского, был сам не свой, неуклюже шутил, отводил глаза, а потом и вовсе смолк.
– А ведь я знал одного Желтовского, наверное, и матушку вашу тоже, – произнес Гнедин, обращаясь к Сереже. – В молодости я служил в Варшаве.
Сережа встрепенулся. Наконец он нашел хоть одного человека, который знал его отца! Он на мгновение отрешился от мрачных дум и с вдохновением воскликнул:
– Это просто замечательно! Должно быть, и на вас он произвел тоже сильное впечатление! Ведь он был такой образованный, передовой, начитанный человек! Матушка без конца рассказывает мне о нем! Какое несчастье, что он так рано покинул мир! Я уверен, что, проживи он еще, несомненно, совершил что-нибудь грандиозное для Отечества!
Гнедин выслушал слова юноши со странным недоумением и почему-то не стал более пускаться в воспоминания. Сережа замолк на полуслове и замкнулся. Полина Карповна внимательно следила за всеми разговорами за столом и отметила про себя эту непонятную недоговоренность.
Уже после чая она подошла к гостю и тихим голосом спросила, отчего он не стал рассказывать юноше о его столь славном отце?
– Дорогая Полина Карповна! Иногда совсем необязательно человеку чего-либо знать в точности. Я не стал ему рассказывать прошлое потому, что его мать, судя по его же словам, внушила молодому человеку мифическую картину, придуманный образ покойного. На самом же деле это был зауряднейший человек, пьяница, ничтожная убогая личность. Этому милому мальчику просто повезло, что его папаша так рано ушел в мир иной, в противном бы случае его жизнь сложилась иначе. А то, что его мать кормит баснями, так я полагаю, от уязвленной гордости. Ведь я и её помню. Замечательная женщина! Тогда все, кто их знал, недоумевали, как это её угораздило так неудачно выйти замуж! Так пусть же молодой человек и дальше пребывает в счастливом неведении! Это на его же пользу!
Гнедин закурил, а Полина Карповна поспешила притушить в своем взоре огонь торжествующего злорадства, который вспыхнул внутри её. Они стояли спиной к гостиной и не видели, что позади них, буквально в двух шагах, замер Сережа, который намеревался покинуть дом Боровицких, выскользнув незаметно.
Глава тринадцатая
Еще не совсем придя в себя от встречи с говорящей птицей, Сердюков позавтракал без аппетита и двинулся в старую часть Евпатории, где проживала подозреваемая в причастности к убийству Лия Гирей. Он нанял извозчика и долго растолковывал ему, куда ехать. Извозчик покивал головой и высадил седока на узкой кривой улочке. По обеим сторонам тянулись одноэтажные домики, обмазанные саманом и побеленные, с небольшими оконцами, некоторые из них чуть ли не упирались подоконниками прямо в землю, так что можно было с улицы шагнуть в комнатенку за занавеской. Эти незатейливые домишки, стоявшие плотно друг к другу, похожие один на другой, тянулись и вдоль соседней улицы, и на поперечной, отчего каждая из этих улиц становилась подобием соседней. Улицы причудливо извивались, создавая недоступный для понимания чужака лабиринт. Изрядно покружив и не найдя нужного дома, следователь притомился и присел прямо на порожек одного из домов. Именно теперь он вспомнил, как по приезде в лечебницу управляющий предупреждал его, что ежели столичный гость намерен гулять в старой части города, то это надобно делать только с провожатым. Иначе непременно заблудишься. Жители древнего города строили его с таким расчетом, чтобы ворвавшийся в город враг заплутал в лабиринте улиц. И только взобравшись на минарет местной мечети, можно было распутать этот клубок.
Солнце уже стояло в зените, жара становилась нестерпимой. За спиной полицейского раздался шорох. Он подскочил. В дверях показалась пожилая женщина в белом платке и цветном переднике. Вероятно, она уже давно заприметила незнакомца на пороге своего дома и, не дождавшись его ухода, вышла узнать, что же ему в конце концов надо. Сердюков объяснил, что ищет дом, где проживает девица Гирей, горбунья из лечебницы. Женщина посмотрела на него с недоверием и неприязнью.
– Вы знаете, где она проживает, вы знаете эту женщину?