Тень фараона

Эхнатон сделал нетерпеливый жест рукой, его лицо на миг исказилось от гнева, но когда он заговорил, передо мной снова был тот приветливый человек, которого я любил.

– Я расскажу вам одну историю. Жили на свете два брата, их звали Правда и Кривда. Правда был благороден и честен, а брат его был человеком злым, он ненавидел Правду. Однажды Кривда отправился к Эннеаде[6] и начал жаловаться богам, что Правда украл у него кинжал, который якобы был настолько ценным, что на клинок пошла вся медь горы Джал, на рукоятку – все дерево Коптоса, на перевязь – шкуры всех овец Кала, а ножны были размером с воздушный колодец в пирамиде. Он попросил богов ослепить Правду, если тот не вернет ему кинжал, а потом отдать ему, Кривде, в качестве привратника.

Правда твердил, что невиновен, но не смог предоставить кинжал и потому был осужден и подвергнут наказанию.

Кривда, когда брат попадался ему на глаза, чувствовал свою вину. Он приказал своим слугам отвести брата в пустыню и оставить там на растерзание львам, но слуги пожалели его и отпустили.

Через какое-то время Правда оказался в саду богатого дома, хозяйка которого звалась Желанием. Несмотря на слепоту, он был так красив, что она влюбилась в него и родила ему сына, но вскоре бросила, устав от его недуга.

Сын вырос высоким, красивым и умным, но его приятели, завидуя, смеялись над ним, говоря, что он не знает, кто его отец. Рассердившись, он стал расспрашивать об этом мать, пока та не сказала ему.

Тогда он нашел своего отца и поселил в своем доме после того, как узнал от него всю правду.

Сын взял кое-какие ценности и лучшего вола из стада, отвел его к пастуху, пасшему стада Кривды, и предложил ему в обмен на ценности пасти его вола один сезон. Пастух согласился, но этот вол так понравился Кривде, что тот принес его в жертву на праздник.

Юноша обвинил Кривду перед Эннеадой и описал своего вола такими словами: «Мой вол был таким большим, что мордой доставал до Нубии, а хвостом – до дельты Нила. Один его рог опирался на Западные горы, а другой – на Восточные».

Кривда сказал, что такого вола не бывает. Юноша ответил, что не бывает и кинжала, из-за которого осудили Правду. Кривда, испугавшись гнева богов, которых он однажды обманул, заявил, что признает себя виновным, если обвинителем выступит сам Правда, и тот вышел из толпы.

Наконец боги все поняли. Тогда они ослепили Кривду, и тому пришлось стать привратником у Правды и его сына.

История фараона всем понравилась.

Но когда я посмотрел туда, где стоял тот дерзкий вельможа, оказалось, что он исчез, и это было странно: никто никогда не покидал заседание Совета. Это было невиданным оскорблением.

И оно сошло ему с рук.

Больше ничего интересного не случилось. Всегдашние церемонии, молитвы Атону. Никто не хотел противоречить фараону, никто не отваживался говорить с ним откровенно…

Вскоре появились Эйе и Хоремхеб, и все остальные удалились. Я опасался бури, но советники вели себя крайне любезно, не перебивали фараона, обсуждали обычные вопросы. Эйе даже вознес молитвы вместе с фараоном.

Когда все закончилось и мы с Тутом остались вдвоем, я, не удержавшись, спросил:

– Что происходит? Неужели этим двоим больше не важно, в чем правда?

Тут посмотрел на меня так, словно я его оскорбил.

– Знаешь, почему они так себя ведут? – Прежде чем ответить, он сделал паузу. – Потому что они теперь обсуждают государственные вопросы с… этой шлюхой!

Я молчал. Это было логично. У Нефертити хватало ума и характера, чтобы взять бразды правления в свои руки и заняться государственными делами, а фараон беспрекословно скреплял печатью ее решения. Я молча восхищался ею. Она была достойной царицей и в лучшие времена, когда Эхнатона еще не поразила болезнь.

Похоже, по выражению моего лица Тут догадался, о чем я думаю, и продолжал извергать ругательства:

– Эта ведьма в заговоре со старым маразматиком и этим болваном, твоим отцом!

Кровь отхлынула от моего лица. Я увидел свое отражение в глазах Тута, который рассмеялся и сказал:

– Думал, я не выполню свою часть договора?

Он повернулся и вышел.

Теперь меня бросило в жар. Я сел, потому что мог упасть. Военачальник Хоремхеб… мой отец?

Мне захотелось с ним поговорить, но это желание тотчас пропало. Если он отказался от меня, я не буду ему навязываться.

Я решил, что Тут отвернулся от меня. Фараон был слаб, Нефертити слишком занята и к тому же избегала Тута, словно тот был прокаженным. Я во всем этом потерялся. От кого я мог ждать помощи?

6

В ту ночь меня снова разбудили, однако на этот раз не Тут, а слуга высокого ранга, отказавшийся отвечать на мои вопросы и смертельно напугавший меня своим мрачным видом. Я догадался, что происходит. Меня привели в покои фараона, где уже собралась вся его семья. Я был очень тронут, на глазах моих выступили слезы. Добрый Эхнатон вспомнил обо мне, хотя в зале, на другом конце, уже находился Тут. Значит, он считал меня не только слугой, но и другом и членом семьи. Здесь же присутствовали лекарь Пенту, следивший за каждым движением близкого друга, Туту и Переннефер, на их лицах застыла торжественная скорбь.