Тень фараона

В центре зала лежал фараон. Он выглядел просто ужасно, и по моим щекам побежали слезы. Я из последних сил старался их сдержать, потому что мой друг не заслуживал подобного зрелища перед смертью, но я ничего не мог с собой поделать.

Эхнатон должен был назначить нового фараона Египта, и чтобы сохранить достоинство во время столь торжественного акта, он принял сильнодействующие средства. Не желая омрачать его последние мгновения и уподобляться плакальщицам, а также осознавая значимость момента, я, подавив рыдания, придал лицу выражение почтения и восторга.

Мне это удалось с трудом. Только девочки испытывали те же чувства, что и я, особенно Мерит, горе которой было непритворным. Думаю, поэтому их благоразумно поместили на задний план. Здесь также присутствовали Эйе и Хоремхеб, для которого, как и для меня, это была огромная честь.

«Какая ирония судьбы!» – думал я, стараясь на него не глядеть.

Старый Эйе приблизился к бедному Эхнатону и осторожно дотронулся до него, чтобы вывести из забытья. Фараон открыл свои потемневшие глаза, похожие на два черных колодца; кожа на его лице была синей, как небо, на котором сияет солнечный диск.

Глазами, затуманенными из-за снадобий и слабости, он медленно обвел глазами зал. Казалось, он предпочел бы погрузиться в сон, который сродни смерти.

Но когда он заговорил, его голос не дрожал, и слова прозвучали торжественно, хотя это стоило ему немалых усилий.

– Дети мои, на этот раз после церемонии я вас покину. Мой отец призывает меня к себе, а вам остается заботливо подготовить мое вечное жилище. Прошу вас только об одном: сохраните веру в Атона, ибо с этого момента Атоном буду я, и, если вы посмотрите на солнечный диск, вам будет улыбаться мое лицо. Если вы послушаете меня, я пошлю вам силу и энергию, которые необходимы для правления, ибо я уже не буду заключен в это жалкое тело и мое Ка станет более могущественным, чем до сих пор, ведь в последнее время мне приходилось тратить свою энергию на борьбу с болезнью. Простую человеческую болезнь я бы победил, но я столкнулся с всесильным колдовством Темных. Не следует их недооценивать, они обладают такой силой. До сих пор я защищал вас от их коварства и буду делать это впредь, но теперь они, осмелев, удвоят свои усилия.

Он снова обвел взглядом зал. Казалось, он хотел убедить в правоте своих слов всех собравшихся. Его взгляд, не задерживаясь, встретился с моим, и в нем я прочитал ту же благодарность и доброту, что и всегда.

– Вас ожидают нелегкие времена, – продолжал он. – Хотя я старался защитить вас от влияния злых сил и коварства Амона, похоже, оно распространилось на тебя, мой сын.

Тут вздрогнул, но тотчас в его глазах появился знакомый мне ледяной блеск. Неожиданно он злобно заорал:

– Тебя предала эта шлюха, а не я!

– Тут! – крикнул я.

По залу прокатился вздох изумления. Эйе и Хоремхеб встали между Тутом и ложем его отца. Нефертити, рыдая, от стыда закрыла глаза. Не в силах сдерживать себя, я набросился на Тута:

– Молчи, глупец! Ты не понимаешь, что говоришь!

Тут изо всех сил ударил меня по лицу. Но я не почувствовал боли. У меня болела душа. Он развернулся и выбежал из зала.

Мы все смотрели на фараона. Его закрытые веки и сомкнутые губы дрожали. Усилие, которое он совершил, чтобы держать себя в руках, было достойно его отца. Казалось, он вот-вот взорвется и из-под кожи вырвется сноп света и огня, но он овладел собой, его стиснутые пальцы разжались, словно орлиные лапы, и он продолжил:

– Царствовать будет Нефертити, по меньшей мере до того момента, пока одна из моих дочерей по воле Атона не родит наследника или Тут не изменится и по милости Атона не вернется к своей вере. Такова моя воля. Молитесь Атону, ведь если вы позволите одолеть себя презренным духам, наславшим на меня болезнь и завладевшим Ка моего сына, настанет конец времен. А теперь ступайте и дайте мне пройти дорогу, ведущую к Атону, с достоинством, которого мне здесь не хватало.

Его глаза закрылись. Все вышли из зала, кроме Нефертити.

Исполняя приказ фараона, мы все, несмотря на глухую ночь, отправились в сад к алтарю Атона. Даже Хоремхеб встал за нами с мрачным видом и присоединился к молитвам с глубоким почтением, порожденным дружбой.

Мы все молились с особым усердием и верой, ибо в отсутствие сына Атона велик был риск, что сияющее солнце не взойдет на небо. В прежние времена вся страна проводила такие ночи без сна, все жрецы молились и приносили жертвы, чтобы победить тьму, однако сейчас мы чувствовали себя единственными, кто сохранил верность Атону. Призывать же народ на молитву Амону, жрецы которого ждали смерти фараона, как грифы – падали, не имело смысла. Поэтому мы молились горячо, как никогда.

К нам присоединилась Нефертити. В знак траура она коротко остригла волосы, подобно узнавшей о смерти Осириса Исиде перед тем, как она отправилась на поиски его разбросанных останков. На царице была белоснежная траурная туника. Это означало, что Эхнатон мертв.