Мы проговорили всю ночь. Он рассказал мне, что стал судьей в городе Солнечного Диска, как и хотел, по меньшей мере так ему казалось, но это длилось недолго. Вскоре все переселились в Фивы, где царило взяточничество, и он стал непопулярен, так как его не удавалось подкупить, а его приговоры были непререкаемы и могли служить образцом правосудия.
Он спускался все ниже, пока не оказался на самой нижней ступени в иерархии фиванских судей. Ему предоставили жилье, не подобающее его рангу, его постоянно преследовали, но он не проявлял малодушия.
Своей последовательностью и справедливостью он завоевал сердца простых людей и их доверие. Он совершенно бескорыстно стал тратить свои личные деньги, улучшая условия жизни в квартале, и понемногу появились мужчины и женщины, которые помогали ему сначала убирать дом, потом расширить его, и в конце концов превратились в его бескорыстных и верных слуг. Хотя жалованье судьи было очень небольшим, оно позволяло им жить свободно и весело. Постепенно образовалась сеть осведомителей и сотрудников, помогающая противодействовать местным начальникам, которые обогащались, пользуясь всеобщей бедностью. Постепенно они были вытеснены судьей, так что в квартале теперь царило согласие, а вот преступникам сюда лучше было не соваться. Здесь сами жители исполняли роль охранников, которые отказывались вмешиваться в дела судьи, блюдя собственные интересы. Меня насторожила такая картина.
– Но рано или поздно Тут придет за тобой!
– Как бы не так! Его очень забавляет, что я заключен в этом квартале. Если бы он хотел посадить меня в тюрьму или превратить в раба, он бы, без сомнения, это уже сделал, но думаю, что иногда его мучает что-то вроде угрызений совести.
– Вряд ли. Он холоден, как кобра.
– Но он тоскует по
– Ну, это относится ко всем нам.
С печальной улыбкой, вызванной воспоминаниями о былых временах, он продолжил свой рассказ.
Итак, в квартале ничего не происходило без того, чтобы об этом не знал Усермонт. Каково же было его удивление, когда он услышал, что я уже несколько дней брожу по его владениям! Это меня развеселило. Мне пришлось напомнить ему, что я солдат и то, что мне пришлось пережить, настолько отличается от нашего прошлого в
Мы оба рассказали о том, что пришлось пережить. Я поведал без недомолвок обо всем, что со мной случилось, только не сообщил местонахождения Нефертити, хотя, по правде говоря, не существовало человека, которому я мог бы верить больше.
Он рассказал мне, что наш общий друг Инуйя получил назначение в Мемфис, чтобы стал невозможен союз старых друзей по
– Меня радует, что Джех помогает нам, хотя он заинтересован в этом. Он понимал, что, не оставив нас, заслужит у Хоремхеба ощутимую благодарность.
Я подошел к нему. Прошло время дружеских разговоров, следовало обсудить то, что мне предстояло сделать в ближайшем будущем. Мой друг моментально понял это и с серьезной миной стал слушать.
– Ты общаешься с Эйе?
– Да. Он изменился. Утратил присущие ему юмор и иронию и совсем уже не тот, что прежде. Время от времени я его посещаю, хотя знаю, что он относится ко мне с подозрением. Многие считают, что он замыслил стать фараоном, и Тут установил за ним слежку. Но его до сих пор не решаются посадить в тюрьму, он находится под домашним арестом, что для него хуже, чем сама тюрьма.
– А его сын?
– Тут решил объявить его беглым преступником, чтобы иметь возможность шантажировать Эйе, если Нахтмина удастся поймать, хотя, по моим сведениям, этого еще не произошло, если же его поймали, то хорошо спрятали.
Я был потрясен.
– Нахтмин – преступник? Ведь он преданно служил Туту, гонялся за мной и царицей! На самом деле мне бы ничего так не хотелось, как схватить его, не сообщая об этом его отцу. Возможно, ты как судья сумеешь узаконить мою месть.
Усермонт не рассмеялся моей шутке, а пожал плечами, что не очень подходило судье. Я взял его руки в свои.
– Ты должен изыскать для меня возможность поговорить с Эйе! Я хочу попасть в его дом, а ты поможешь мне перехитрить охрану.
– А мы не можем послать ему сообщение от твоего имени?
– Он не поверит написанному, а то, что я собираюсь ему сообщить, он должен выслушать лично, из моих уст. Мне нужно поговорить с ним об очень важных вещах. Я должен убедить его… – я запнулся.
– В чем? – спросил Усермонт.
Я улыбнулся.