Мы шли по великолепно прочерченным улицам Александрии, удачную планировку которых отмечал еще Диодор Сицилийский, двести лет назад записав, что благодаря искусному расположению улиц город открыт ветрам, что дуют с моря и приносят с собой прохладу, делая климат умеренным и здоровым.
Главная улица города, на которую мы вышли, двигаясь в сторону гавани, была Канопским проспектом, пересекающим город с запада на восток. Начинаясь на востоке Воротами Солнца, она оканчивалась на западе Воротами Луны. Прорезая огромный город почти посередине, вся она была застроена роскошными зданиями и храмами. Роскошные арки, колонны, но, главным образом, лавки возле них, служили местом притяжения любопытствующей толпы.
Здесь можно было встретить изящно одетых женщин, оставляющих за собой шлейф тонкого аромата духов, важных магистратов[17], некоторые из которых гордо шагали в окружении ликторов, или даже восседали на паланкинах. Много было здесь и торговцев всем, что вообще можно найти в Империи – в воздухе витали запахи мяса, свежих булок, пряных специй, кожи и дыма – неподалеку топились термы[18]. Любой прохожий обнаружил бы вокруг себя множество снующих по делам своих господ рабов. Вся эта пестрая масса разноцветных туник и тог двигалась, шумела, прорезала город, заполняя улицы, словно разноцветная вода хитрую систему каналов.
За беседой, пытаясь перекричать толпу и, временами, прокладывая себе путь локтями, мы прошли мимо гимнасия, палестры, храма Кроноса, дворца Правосудия, храма Исиды[19] и множества других величественных творений.
При входе в гавань, слева мы увидели внутренние царские дворцы, а за ними еще несколько построек, включая и храм Посейдона. Не останавливаясь, Гален вел меня в сторону товарных складов и верфей, где мы, достигнув цели, вскоре расположились на постоялом дворе, раскинувшемся под импровизированной крышей из нескольких натянутых на деревянные столбы старых парусов, один над другим. В прохладе их тени было намного лучше. Вдобавок – ветерок с моря приятно ласкал разогретую кожу.
Местный раб обслужил нас, принеся охлажденное, насколько позволяло подземное хранилище, вино. Мы добавили в него специй и теперь неспеша потягивали, беседуя и любуясь морским пейзажем.
Спокойствие прибрежной атмосферы нарушали грубые крики матросов и рабов, в спешке и перебранке загружавших римское судно зерном, амфорами[20] с маслом и прочим товаром. Жара-жарой, но Александрия уже не первый век являлась житницей имперской столицы, так что работа в порту не прекращалась ни днем, ни ночью. А Рим, словно огромное, ненасытное чудище, выкачивал из Египта все, что щедро создавала удивительно плодородная долина Нила.
За соседним столом, с кривыми ножками, грубо выточенным из старых палубных досок, компания подвыпивших мужчин резалась в кости. То ли матросы, то ли вольноотпущенники, а судя по лицам – временами не чуравшиеся и разбоя. Вот с кем не хотелось бы вести бесед, ведь даже не искушенному наблюдателю стало бы быстро понятно, что философские диспуты здесь не приветствуют.
– Собачье очко! – гневно ударил по столу один из мужчин и смачно сплюнул себе под ноги.
Его товарищи загоготали и игральные кости приготовился кидать следующий. Пару мгновений кости катились, прежде чем замереть. Раздался еще более громкий хохот.
– Очко Венеееры![21] – обрадовался худой и смуглый игрок, характерно обрисовав руками в воздухе силуэт женских ягодиц и мерзко подрыгав вытянутым языком.
Видимо, цифры выпали самые большие, суля пару ассов выигрыша. У победителя не хватало нескольких передних зубов и, кажется, была стигма на шее. Все-таки, скорее бывший раб – ведь ни один человек более высокого статуса не обезобразит себя несмываемыми рисунками.
– Прости за безобразную атмосферу, Квинт. Выбор места прошу не засчитывать за отсутствие у меня вкуса. Просто мне нужно тут встретиться с одним капитаном, – Гален хлопнул меня по плечу, – сегодня он пришвартуется на несколько часов и должен привезти кое-что ценное.
– Для меня - очень ценное – Гален понизил голос.
– Вот только я не знаю, когда именно. Так что, если тебе не слишком в тягость, мы посидим здесь какое-то время. Конечно же, я угощаю! И клянусь тебе, мой юный друг, я научу тебя основам любой философской школы лучше любого ритора. Тем более этих твоих, никудышных, откуда ты говорил они?
Лишь наблюдая за движением солнца, можно было заметить, как прошло еще несколько часов – так увлекательно рассказывал Гален о своей жизни. Тени стали длиннее и теперь я знал, что он прибыл в Александрию после посещения Смирны и Коринфа. Греческих городов, как я помнил, с солидным культурным наследием.
На протяжении нескольких лет он брал там уроки у лучших мастеров медицины, философии и анатомии. А изучать врачебное искусство начал еще в Пергаме, почти десять лет назад. Подчеркиваю – именно искусство – потому как назвав медицину иначе – например, ремеслом – можно было вызвать у моего нового друга пугающие взрывы искреннего негодования.