Естественно, наш разговор был бы куда более приятным, если бы кончился тем, что ты вывел меня из городка и дал мне свободно уехать в любое место по моему выбору. Но я понимаю, что это не в твоей власти. Мы, гении, все же ограничены в своих возможностях. Мы знаем, что лучше для всех, но все равно не можем найти способ убедить низшие создания поступать по-нашему. Они просто не понимают, насколько были бы счастливее, если бы перестали думать сами за себя. Они для этого просто не приспособлены.
Ладно, Боб, это шутка. Или голая правда – часто они совпадают.
Поцелуй за меня Петру. И дай мне знать, когда открыть ворота.
– Он действительно думает, будто ты поверишь, что он собирается просто отдать тебе детей?
– Видишь, он прямо намекает на обмен: эмбрионы на свою свободу.
– Единственный обмен, на который он намекает, Боб, – это твоя жизнь в обмен на жизнь детей.
– А, – сказал Боб. – Ты так это поняла?
– Именно это он и говорит, и ты это знаешь. Он хочет, чтобы ты умер вместе с ним, прямо там.
– Вопрос не в этом, а в том, действительно ли эмбрионы у него.
– Насколько мы знаем Ахилла, – сказала Петра, – они уже в какой-нибудь лаборатории в Москве или Йоханнесбурге, если не в мусорной куче в Риберао.
– Кто теперь ударился в пессимизм?
– Очевидно, что он не смог их пристроить для имплантации, значит, они символизируют его провал. Ценности они не представляют. Зачем их отдавать тебе?
– Я не сказал, что принимаю его условия.
– Но ты их примешь.
– В каждом похищении самый трудный момент – обмен, выкуп заложника. Кто-то всегда должен кому-то поверить и отдать свое преимущество раньше, чем это сделает другой. Но этот случай по-настоящему необычен, потому что он у меня ничего не просит.
– Кроме твоей смерти.
– Но он знает, что я и так умираю. Все это кажется бессмысленным.
– Он безумен, Джулиан, ты в курсе?
– Да, но в его безумии есть система. Я имею в виду, что он не шизофреник, он видит ту же реальность, что видим мы. Он не обманывается иллюзиями, у него лишь патологическое отсутствие совести. Так как он видит финал этой пьесы? Он хочет просто застрелить меня при входе? Или позволит мне победить, даже убить его, а издевка будет заключаться в том, что эмбрионы, которые он мне отдаст, не будут нашими, а будут результатом ужасного скрещивания двух по-настоящему тупых людей. Может быть, журналистов.
– Боб, ты опять шутишь, и я…
– Я должен лететь ближайшим рейсом. Если ты придумаешь что-нибудь, что мне следует знать, сообщи почтой. Я обязательно ее хоть раз посмотрю перед тем, как пойти на рандеву с этим парнишкой.
– У него их нет, – сказала Петра. – Он их отдал своим дружкам.
– Вполне возможно.
– Не уезжай.
– Это невозможно.
– Боб, ты умнее его, но преимущество его в том, что он злее.
– Не рассчитывай на это.
– Ты не понимаешь, что я знаю вас обоих, как никто другой?
– И как бы ни думали мы, что знаем людей, в конце концов они оказываются для нас полными незнакомцами.
– Боб, скажи, что ты так не думаешь.
– Это самоочевидная истина.
– Я тебя знаю! – настаивала она.
– Нет, Петра, не знаешь. Но это ничего, потому что я и сам себя не знаю, и даже не знаю тебя. Мы никогда не понимаем никого, в том числе себя. Тсс, Петра, послушай! Вот что мы сделали: мы создали нечто новое. Нашу семью. Она состоит из нас двоих, и мы тоже стали немножко иными вместе. Это мы знаем. Не ты, не я, а мы, которые вместе. Сестра Карлотта говорила что-то из Библии, как мужчина и женщина вступают в брак и становятся одной плотью. Очень загадочно и немного жутко, но в каком-то смысле это так. И когда я умру, у тебя не будет Боба, но ты все еще останешься Петра-и-Боб или Боб-и-Петра, как бы ни назвать то, что мы создали.
– А когда я провела те месяцы с Ахиллом, мы создали какое-то чудовищное создание Петра-и-Ахилл? Это ты хочешь сказать?
– Нет, Ахилл ничего не строит. Он находит то, что построили другие, восхищается и разрушает. Ахилл-и-кто-нибудь не бывает. Он просто… пуст.
– А как же теория Эндера, что надо знать врага, чтобы победить?
– Остается верной.
– Но если никого знать нельзя…
– Это игра воображения. Эндер не был сумасшедшим, и потому я знал, что это только воображение. Ты пытаешься увидеть мир глазами врага, чтобы понять, что все это для него значит. Чем лучше у тебя это получается, чем больше времени ты проводишь в мире, видимом его глазами, тем больше ты понимаешь, как и на что он смотрит, как сам себе объясняет то, что делает.
– И ты это проделал с Ахиллом.
– Да.