Тень гоблина

— Попросил за тебя народ, вот и действует, — с явной гордостью в голосе заявила Победа. — Денег дам. — Она достала из ящика стола продолговатый конверт. — Здесь немного, только на билеты и гостиницу. О гонораре поговорим, когда вернешься, — и, помолчав, и как бы прикидывая, стоит ли это говорить, добавила: — Малюта, от результатов твоей поездки будет зависеть очень многое и, прежде всего, для тебя лично.

4.

Создавалось впечатление, что Есейск готовится к гражданской войне. По городу день и ночь гремели музыкой и слоганами увешанные предвыборными плакатами грузовики. Нанятые байкеры со знаменами кандидатов на пиках носились по окрестностям, как революционные самокатчики. На перекрестье крупных городских магистралей и площадях шли бесконечные митинги. Ораторы, сменяя друг друга, поливали своих оппонентов на чем свет стоит, иной раз словесные баталии переходили в настоящие потасовки, раздавались надрывные женские крики, гудели милицейские сирены, заливались свистки, резиновые палки глухо молотили по сгорбленным спинам. Больше всего в этих потасовках доставалось ветеранам войны и пенсионерам, они со своими красными знаменами вклинивались в первый попавшийся митинг и начинали слаженно скандировать: «Ельцинскую банду под суд!»; «Жидо-масоны, прочь с Руси святой!»; «Беззубов! Верни украденное у народа!»; «Поплавок — ставленник Москвы!»

Митингующие бросались переубеждать «краснопузых», и каждый стремился перетащить их на свою сторону. Но старики, которым все равно дома делать было нечего, молодежь детей не рожала, а сажать картошку и копаться в огороде было еще рано, упорно стояли на своем, и если что, ощетинившись древками флагов, они, как ратники на Куликовом поле, моментально с Интернационалом переходили в наступление. Когда налетала милиция, и все бросались врассыпную, старичью порой доставалось. Потом, в машине скорой помощи, нюхая нашатырь и глотая слезы, они горько жаловались молоденьким медсестричкам с равнодушными глазами на свои старческие юдоли, а им всё повторяли, дескать, сидели бы вы лучше дома, целее были б. Но им не хотелось сидеть дома, им хотелось уважения к их старости, голодному детству, страшной юности и пропитанной черным потом зрелости.

Однако, как ни странно, постепенно большинство из них перешло на сторону Плавского.

Стоило только закатному солнцу коснуться окрестных холмов, как сибирская почти бессумеречная ночь накрывала растянувшийся вдоль большой реки город, а на его улицах появлялись подпольщики — специально нанятые команды, расклеивающие левую и прочую крамольную агитацию. Чего только ошарашенные горожане утром не узнавали о кандидатах в губернаторы! Как уж здесь разобраться, где правда, где полувымысел, а где голимая ложь! Подливали маслица в огонь и центральные СМИ. За неделю до повторного голосования авторитетная московская газета «Секретные новости» добрую половину посвятила личности Беззубова, который, оказывается, всю жизнь борется со своей подавленной гомосексуальностью и прочими врожденными комплексами. Мозги у простого гражданина кипели, как паровые котлы, готовые взорваться в любую минуту. Но самое страшное, что произошло с жителями богатейшего края, этой некогда великой лагерной державы, так это то, что в их душах поселилась смута. Разделившись на пролетарско-крестьянское большинство, стойкое властно-приватизаторское меньшинство и вечно проституирующую прослойку умников и творческого люда, край буквально тонул в атмосфере всеобщей ненависти и злобы. Припомнились все старые обиды, неурядицы, зависть, каждый надеялся урвать хоть что-нибудь для себя. Вероятно, так всегда бывает в смутные времена, а смута на Руси, так уж повелось, как правило, заканчивается бунтом или революцией. Дикий пролеткультовский стишок двадцатых годов «Есть истина одна на свете, в крови отцы — в достатке дети!» смутно будоражил и без того не всегда трезвые умы есейцев, глаз недобро косился на топор или канистру с бензином, а руки так и свербели неудержимым зудом.

До повторного голосования оставалось чуть более суток.

Малюту в аэропорту встречали добрые его знакомые, продолжавшие верой и правдой служить Плавскому. Наконец, изрядно наобнимавшись и выспросив у Малюты горячие столичные новости, все разъехались по своим делам.

Маленький юркий праворукий автобусик мчал по относительно сносной есейской дороге. Давно замечено, что чем дальше на Восток от Урала, тем «косоглазее население и праворукее машины». Вот только опасности этой очевидной истины до сих пор никак не могут оценить окопавшиеся вокруг Кремля аналитики и стратеги, истины, могущей легко обернуться той самой трагедией, о которой так проникновенно писали каторжане Потанин и Ядринцев.

— Малюта, ну как там Москва на наши успехи реагируют? — теребил его Валерка Литвинов, с которым их еще в давние годы свела судьба военных журналистов. — Наверное, все в предпоносном состоянии?