Тень. Голый король

Говорили, что и на занятия любовью он склонил молоденькую Машу, приехавшую в казанский университет из далекой Рязани, читая ей вслух с каким-то особым выражением «Капитал» своего любимого Карла. Девушка будто бы разомлела под его выразительное чтение, и сама даже и не заметила, как стала матерью великого сказочника.

«Вот, значит, какая муза, и какой „Капитал“ склонились над колыбелькой нашего друга Жени Шварца! – шутили друзья. – Что же вы хотите от несчастного малого? Тут не то что сказки для детей и взрослых будешь сочинять, тут и горькую запьешь с самим Горьким!»

Семейная жизнь родителей писателя складывалась не просто.

«Рязань и Екатеринодар (ныне Краснодар), – вспоминал Шварц – мамина родня и папина родня, они и думали, и говорили, и чувствовали по-разному.

И даже сны видели разные, как же они могли договориться?…

Отец был сильный и простой. Участвовал в любительских спектаклях. Играл на скрипке. Пел. И расхаживал по дому в римской тоге. Рослый, стройный, красивый человек, он нравился женщинам и любил бывать на людях.

Мать была много талантливей и по-русски сложная и замкнутая…

Думаю, что отец смотрел на удачи свои, принимал счастье, если оно ему доставалось, встречал любой свой успех, как охотник – добычу.

А мама – как дар некоей непостижимой силы, которая сегодня дарит, а завтра может и отнять…

Шварцы были определенны и мужественны и просты – и я любовался ими и завидовал.

Нет, не завидовал – горевал, что я чужой среди них…».

И снова уже в другом месте своих знаменитых «Дневников»:

«Отец был резким, вспыльчивым человеком, в отличие от ласковой и нежной матери».

При такой разности характеров родители Шварца давно бы разошлись, но как написал в своем стихотворении, адресованном вроде бы совсем другим людям, спустя много лет Евгений Шварц:

В доме «восемь» на Сенной
Жили-были муж с женой.
Им пришлось беднягам худо,
Но спасло от смерти чудо:
Научила их беда, разбудила навсегда,
Вразумило состраданье;
И на этом – до свиданья!

Город Майкоп в старости писателю вспоминался как некая Венеция. Майкопу, как и Венеции, все время угрожала опасность утопнуть. Но не в пучине морской, как Венеции, а в обычной сухопутной грязи.

Уже в детстве, утверждает легенда, маленький Женя умел видеть жизнь как череду забавных или грустных историй.

Согласно многим источникам, характер у мальчика был сложный. В нем странным образом как-то сочетались открытость и ранимость, скрытность и болезненная обидчивость.

В три года научился читать, еще раньше – мечтать, чуть позже решил стать «романистом», и, обладая развитым воображением, выдумывал различные истории, иногда пугая самого себя до полусмерти.

Однажды, мама спросила пятилетнего Женю, кем он станет, когда вырастет?

«Я от застенчивости лег на ковер, повалялся у маминых ног и ответил полушепотом: „Романистом“.

В смятении своем я забыл, что существует более простое слово – «писатель».

Но я не сомневался, что буду писателем…

В семь лет мне выписали еженедельный журнал «Светлячок», издаваемый неким Федоровым-Давыдовым.

Он меня не слишком обрадовал.

Был он тоненький.

От номера до номера проходило невыносимо много времени. Неделя в те времена казалась мне бесконечной.

А кроме всего я жил сложно, а журнал был прост».

Конечно, с ребенком, живущим так «сложно», родителям было непросто.

Рассказывают, что были у маленького Жени брючки. Когда он из них вырос, мама, естественно, решила брючки выбросить. Не тут-то было. Будущий писатель возмутился: как же так? Столько лет брючки старались, работали на Женю, бегали вместе с ним на свидания к соседскому петуху, и вот теперь мама их выбрасывает?! Нет, так не по-людски с любимыми вещами не расстаются! И Женя похоронил любимые брючки, а на могиле произнес в качестве прочувствованного слова монолог Отелло над погубленной им, не Женей, а мавром ревнивым, Дездемоной.

Ясно было, что добром подобные истории не кончатся.

Быть беде.

В смысле, быть в семье Шварцев – писателю.

Вот еще один признак нехороший.

Когда родился младший брат Валентин, и мамина любовь естественно переключилась в основном на него, Женя возненавидел братика. Он считал его виновником маминого охлаждения к себе. Из этой ненависти, по мнению многих, и возникло в старшем брате детское желание славы.

Женя мечтал стать знаменитым писателем, таким, как граф Лев Николаевич Толстой, только без его бороды, и значит, еще лучше! Ему это было необходимо, чтобы вернуть себе утраченную, как ему казалось, навсегда, любовь мамы.

Жить без любви к себе Женя не мог. Всю жизнь он будет мучиться своей почти наркотической зависимостью от людей, от равнодушия даже случайных знакомых.

«Х. со мной важен и надменен, и на меня производит ужасающее впечатление, что это может на меня произвести впечатление.

Что мне до него – а вот поди ж ты!» (Е. Шварц. Дневники.)