Тень горы

Я внимательно наблюдал за плескунами. Их жертвы были мне хорошо знакомы – смазанные черты, туго натянутая кожа, неподвижные лица, жуткие провалы на месте носа и рта, выжженные глаза. Несчастные просили подаяния на улицах города, общались прикосновениями. Я рассердился еще больше – злоба подавляла страх.

– Откуда вы знаете?

– Дело передали в полицию, там провели расследование и объявили смерть самоубийством, – ответила она.

– Не может быть.

– Может, – прошептала мадам Жу. – Так оно и есть. Он вколол себе недельную дозу героина. Оставил предсмертную записку, могу показать копию.

– Мадам, мы встречались всего дважды, но я уже отчаянно жалею о нашем знакомстве.

– Героин ему дала я, – заявила она.

«Нет, только не это!» – мысленно взмолился я.

– Его смерть обошлась мне очень дешево, – со смехом продолжила мадам Жу. – Если бы все мои враги были наркоманами, мне было бы гораздо проще.

Дыхание давалось мне с трудом. Приходилось следить сразу за четырьмя, нет, за пятью противниками, если считать паучиху размером с крохотную женщину по имени мадам Жу.

В темном переулке не было ни души. Город будто вымер.

– Он меня обманул, – прошипела мадам Жу. – Обжулил с драгоценностями. Меня никто не обманывает, особенно насчет драгоценностей. Шантарам, я тебя предупреждаю – оставь ее в покое.

– Послушайте, почему бы вам с Карлой лично не встретиться? Мне интересно посмотреть, как пройдет ваша беседа.

– Дурак, я не о Карле говорю, а о Кавите. Оставь в покое Кавиту Сингх.

Я медленно вытащил ножи. В ладони близнецов скользнули дубинки, спрятанные в рукавах. Плескуны переступили с ноги на ногу, готовясь облить меня кислотой. Мадам Жу стояла на расстоянии вытянутой руки. Я мог схватить мерзавку и бросить ее в плескунов. А что, отличный план. Еще миг – и…

– Давайте разберемся – раз и навсегда, – предложил я.

– Не сегодня, Шантарам. Впрочем, тебе такое часто говорят. – Мадам Жу медленно попятилась, шелестя шифоновым подолом по асфальту.

Ее черная тень распугала крыс в переулке. Плескуны растворились в темноте. Близнецы, сверкая грозными оскалами, отступали шаг в шаг с мадам Жу.

Странно: сначала она угрожала Карле, а теперь переключилась на Кавиту. Пока я боролся с желанием пойти по следу мадам Жу, она скрылась. Я вернулся к себе в номер, выпил, выкурил последние крохи Лизиной божественной дури, потанцевал под музыку и раскрыл блокнот.

Фарид и Амир погибли. Хануман и Данда погибли. Лодки и хижины на берегу сгорели. Викрам умер. Викрам, который любил пародировать Ли Ван Клифа и ездить на поезде. Викрам умер.

Перемены – кровь времени. Мир менялся, истекал временем, колыхался подо мной, как кит, всплывающий на поверхность из морских глубин. Двигались шахматные фигуры. Ничто не оставалось прежним. Я осознал, что перемен к лучшему ожидать пока не стоит.

Недавно умершие – тоже предки. Цепь жизни и любви внушает уважение, когда радуешься жизни, а не скорбишь о смерти. Это всем известно. Так говорят, когда уходят наши близкие.

Осознание того, что смерть – великая истина в бесконечном повторении историй, не умаляет боли утраты, а ранит заботливой лаской. Слезы помогают. Никакой логики в этом нет. Слезы – это безрассудная чистота, суть нашего естества, зеркало того, чем мы станем. Любовь…

Я оплакивал Викрама. Его не убили, а отпустили на свободу; он был узником души, вечный беглец. Я наполнял высохший колодец скорби слезами и танцем. Я стенал и бредил, покрывая страницы блокнота странными строками о том, какой должна быть правда. Рука металась по бумаге, как зверь в клетке. Слезы застили глаза, черная вязь слов становилась черным кружевом вуали мадам Жу. Я уснул, и зловещие сны окутали меня липкой паутиной. Я ждал, когда ко мне медленно подберется смерть.

Часть 10

Глава 57

Грех разобщает. А величайший грех – война – разобщает больше всего. Нескончаемая междоусобица преступных группировок на юге города сеяла рознь между друзьями, врагов заставляла нападать без предупреждения, а полицейских – умолять о перемирии, потому что вражда наносила ущерб делам.

По просьбе Вишну к «скорпионам» присоединились двадцать бойцов из северного штата Уттар-Прадеш, патриотов, закаленных в борьбе за независимость. Через неделю «скорпионы» овладели территорией Санджая от фонтана Флоры до Форта.

На вторжение северян и развал империи люди Санджая отреагировали быстро, расправившись со своим предводителем в сотне метров от его особняка.

Хусейн-с-двумя, издавна преданный Кадербхаю, преградил путь машине Санджая и расстрелял в упор и его, и двух афганских телохранителей.

Банду переименовали в Компанию Хусейна, а Тарик, юный император, занял место в совете группировки. Став полноправным членом совета, Тарик призвал своих соратников к беспощадной мести. «Убить всех, – приказал он. – Всех до одного. И все у них отобрать».

Слова эти стали новым девизом Компании; вместо «Истина и храбрость» теперь говорили «Все отберем».

Тяжкие грехи, множась, разрывали ветхую ткань терпимости, зимние ветры уносили обрывки чести и веры, обнажая неприкрытую ненависть.