Тень горы

— Не ожидал встретить молодого человека с такими безупречными манерами, — быстро откликнулся Дидье и, приглашающе указав нам на стулья, подозвал Свити. — Что будете пить? Пиво? Свити, три хорошо охлажденных пива, пожалуйста!

— Жопа твое рыло! — буркнул Свити, уже заканчивавший свою смену, и поплелся на кухню.

— Он отвратительный хам, — сказал Дидье, глядя вслед официанту. — Но меня странным образом умиляет невозмутимость, с какой он влачит свое жалкое существование.

Нас было трое за столом, но все мы сидели в ряд: спиной к стене и лицом к другим столам под арками, за которыми открывался вид на улицу. Взгляд Дидье непрерывно блуждал по залу ресторана — ни дать ни взять жертва кораблекрушения, с надеждой озирающая горизонт.

— Ну и... — сказал он, слегка наклоняя голову в мою сторону, — что там с авантюрой в Гоа?

Я извлек из кармана и протянул ему тонкую пачку писем, перевязанную голубой лентой. Дидье принял ее бережно и несколько секунд держал в ладонях, как выпавшего из гнезда птенца.

— Тебе... тебе не пришлось выбивать из него эти письма? — спросил он, не отрывая от них взгляда.

— Нет.

Он вздохнул и быстро поднял глаза.

— А что, мне надо было его отделать?

— Нет, конечно же нет, — сказал он, шмыгая носом. — Дидье никогда не стал бы платить за подобные вещи.

— Ты и так ни гроша мне не заплатил.

— Строго говоря, нулевая плата все равно является платой. Вы согласны, Навин?

— Понятия не имею, о чем речь, — сказал Навин. — И потому готов согласиться с чем угодно.

— Все правильно, — вздохнул Дидье, глядя на письма. — Однако я думал, что он будет сопротивляться, хотя бы самую малость, в попытке оставить их у себя. В некоторых... в некоторых еще заметны следы былой привязанности.

Я припомнил обезьянью гримасу ненависти, исказившую лицо Густаво, его бывшего любовника, и визгливые проклятия по адресу гениталий Дидье, когда этот тип швырял связку писем в мусорную яму под задним окном своего бунгало.

Разорвав ему ухо ногтем большого пальца, я заставил поганца слазить в яму, достать письма и как следует их очистить, прежде чем вручить мне.

— Нет, — сказал я. — Похоже, былая привязанность угасла.

— Что ж, спасибо тебе, Лин, — в который раз вздохнул Дидье и пристроил письма у себя на колене, поскольку прибыло пиво. — Конечно, я бы съездил за ними сам, если бы не ордер на арест, который дожидается меня в Гоа.

— Тебе надо быть аккуратнее с этими ордерами, Дидье. Я не могу уследить за всем. У самого поддельных разрешений и справок — хоть стену обклеивай. И мне уже порядком надоело разруливать твои конфликты.

— Но сейчас по всей Индии всего четыре действующих ордера на мой арест, Лин.

— Всего-то четыре?

— Когда-то их было девять. Иногда мне даже начинает казаться, что я встал на путь... исправления. — Он скривил губы и произнес неприятное слово, как сплюнул.

— Будет вам. Не возводите на себя напраслину, — успокоил его Навин.

— Спасибо. Вы... очень приятный молодой человек. Как вы относитесь к огнестрельному оружию?

— У меня плохо получается убеждать людей. — Навин допил свое пиво и поднялся из-за стола. — Но я могу быть более убедительным с пистолетом в руке.

— Тут я в состоянии вам помочь, — сказал Дидье со смешком.

— Нисколько не сомневаюсь! — в свою очередь рассмеялся Навин. — Лин, что касается типа в деловом костюме, так напугавшего зодиакальных Джорджей, — когда что-нибудь выясню, я найду тебя здесь.

— Не слишком нарывайся. Мы ведь не знаем, кто он и на что способен.

— В том и весь драйв! — улыбнулся он с юношеским задором и отвагой. — Но я вас покидаю. Дидье, знакомство с вами — удовольствие и честь для меня. До встречи.

Мы посмотрели, как он уходит в ранние вечерние сумерки. Дидье сдвинул брови.

— Что такое? — спросил я.

— Ничего! — ответил он.

— Что такое, Дидье?

— Я же сказал: ничего!

— Я тебя слышу, однако мне знакомо это выражение лица.

— Какое еще выражение? — спросил он так возмущенно, будто я обвинил его в краже моей выпивки.

Дидье Леви давно перевалило за сорок. Первый снег седины уже припорошил его темную курчавую шевелюру, но мягкий свет голубых глаз — среди багровой вязи сосудов, сплошь покрывавшей белки, — придавал ему неожиданно юный и в то же время беспутный вид: озорной мальчишка все еще скрывался под оболочкой стареющего, потасканного мужчины.

Он пил любые алкогольные напитки в любое время дня и ночи, всегда одевался как денди (притом что все прочие денди быстро скисали в здешней жаре), курил «фирменные» косяки из сделанного на заказ портсигара, был профессионалом в большинстве видов преступной деятельности (и виртуозом в некоторых из них) и не скрывал свою сексуальную ориентацию в городе, где это до сих пор считалось предосудительным.

Я знал его более пяти лет и видел во многих серьезных переделках. Он был надежен и бесстрашен — из тех людей, которые пойдут с тобой под пули и останутся рядом до самого конца, каким бы тот ни оказался.