Тень и искры

Я не пошла в башню. Вместо этого отправилась в Стоунхилл, где жила ее семья, и подоспела как раз к началу церемонии. Не потому ли так часто приходила в этот район и проводила время в храме Фаноса, что считала Одетту своей семьей?

Я стояла в задних рядах среди скорбящих и удивилась, когда почувствовала, что ко мне подошли. Это были сир Холланд и Эзра. Ни один из них не произнес ни слова, когда подняли погребальный костер, на котором лежала Одетта, и стало видно худенькое тело, закутанное в саван. Они молча стояли рядом со мной, и их присутствие немного смягчило тяжесть в груди.

Я не плакала, когда вынесли факелы и положили на пропитанные маслом дрова. Не потому, что не могла, а потому что знала: Одетта не хотела бы, чтобы я плакала. Она говорила, что я должна быть готова. И я была готова, насколько это возможно. Пламя медленно поползло по дровам, колеблясь от соленого бриза, пока бледный саван не скрылся в огне.

Тогда я развернулась и ушла, зная, что в царстве смертных от этой сумасбродной женщины ничего не осталось. Она вступила в Страну теней, миновав Столпы Асфоделей, о которых говорил Эш. Я шла по берегу, уверенная, что Одетту радушно приняли в Долине, и она наверняка уже там на что-то ворчит.

* * *

Утром в день Ритуала я проснулась с головной болью, которая не проходила, сколько воды я ни заставляла себя пить.

Тренировка превратилась в сущую пытку – головная боль перешла в боль в челюсти и вызвала тошноту в желудке. Духота в башне не способствовала улучшению моего состояния.

Сир Холланд кружил вокруг меня, на темной коже его лба блестели капли пота. Я устало следила за ним. Он бросился на меня, и я должна была с легкостью отразить его удар, но мои движения стали медлительными. Его голая ступня угодила мне в подбородок. Из моих легких вырвался болезненный выдох, и я похромала назад.

– Ты в порядке? – спросил сир Холланд.

– Да.

Я согнулась, потирая подбородок.

– Уверена? – Он подошел ко мне, вытирая лоб тыльной стороной ладони. – Ты весь день неуклюжая.

– Я и чувствую себя неуклюжей, – пробормотала я, выпрямляясь.

На лице сира Холланда отразилась тревога. Он окинул меня взглядом.

– Ты немного бледна. – Он упер руки в бока. – Что происходит? Это из-за Одетты?

Меня кольнула грусть, но я покачала головой. После смерти Одетты прошло два дня, и я раз десять ловила себя на том, что направляюсь ее навестить, прежде чем вспомнить, что ее больше нет здесь.

– Просто сильно болит голова, и с желудком нехорошо.

– Челюсть болит?

Я нахмурилась.

– Откуда ты знаешь?

– Ты трешь лицо.

О, и правда. Я перестала тереть.

– Челюсть побаливает, – призналась я. – Может, подхватила какую-то хворь или заболел зуб.

– Может, – буркнул он, и я нахмурилась сильнее. – Ступай и до конца дня ничего не делай. Тебе нужно отдохнуть.

Обычно я стала бы возражать и продолжила тренироваться, несмотря на недомогание, но сейчас мне хотелось просто сидеть. Или лежать.

– Да, пожалуй, так и сделаю.

Сир Холланд кивнул. Неловко помахав ему на прощание, повернулась к двери.

– Я принесу тебе кое-что, что может помочь, – сказал он.

– Не хочу снотворного, – заявила я, потянувшись к двери.

– Это не снотворное.

К тому времени, как вернулась в свои покои, боль в животе усилилась. Я с трудом стащила с себя одежду и натянула старую мужскую рубашку, которую когда-то бросили в прачечной. Она была мне велика и доходила до колен. Не такая легкая, как моя ночная, но у меня хватило сил только надеть ее.

Чуть позже в мою спальню постучали. Вошел сир Холланд с чашкой и мешочком.

Он протянул мне все это, а я заглянула в темную жидкость, от которой шел пар, и спросила:

– Что это?

– Немного витекса, ромашки, фенхеля, ивы и мяты, – сказал он, задержавшись в дверях. – Это поможет.

Я понюхала жидкость, подняв брови, и села на кровать. Сладкий, мятный, землистый запах.

– Пахнет… необычно.

– Так и есть. Но тебе нужно выпить все, и быстро. Ладно? Ты же не хочешь, чтобы остыло.

Я кивнула и сделала долгий глоток. На вкус не так уж плохо, но все равно проглотить было довольно трудно.

Сир Холланд сел на край кровати и вперил взгляд в маленькое окошко, через которое лился солнечный свет.

– Знаешь, о чем я думаю? О том разговоре, когда спросил тебя, кто же ты.

– Да. – Я наморщила лоб. – Ты назвал меня воином.

Он кивнул с легкой улыбкой.

– Да. Я думал об этом. О том, кого ты мне напоминаешь.

Я почти боялась услышать.

– И кого же?

– Соторию.

Я не сразу вспомнила, кто это.

– Девушку, которую так напугал бог, что она упала с Утесов Печали и разбилась? – Не знаю, была ли Сотория мифом или действительно жила когда-то, но я оскорбилась. – И с чего ты решил, что я могу спрыгнуть с утеса?

– Сотория не была слабой, Сера. То, что ее напугал бог, – только часть ее истории.

– Разве другая часть – не про ее смерть?

На его лице появилось ироничное выражение.

– История этой юной девы не закончилась с ее смертью. Понимаешь, тот, кто, по сути, стал причиной ее смерти, считал, что влюблен в нее.