Парень видел следы других людей: надломанные ветки, раскиданные камешки, — то, что было невидимо моему глазу, пока он не указывал, куда смотреть, — но ни намека на оленя. Однажды утром парень разбудил меня перед рассветом.
— Вставай. Они близко, я чувствую! — он сдернул с меня плащ.
— Эй! — жалобно воскликнула я, едва протерев глаза и тщетно пытаясь вернуть своё обратно. — А как же завтрак?
Он кинул мне сухари.
— Съешь по дороге. Сегодня я хочу пойти по западному маршруту. У меня предчувствие.
— Но вчера ты хотел пойти на восток.
— Это было вчера, — Мал надел рюкзак и направился в сторону высокой травы. — Шевелись. Нужно найти оленя, чтобы не пришлось рубить тебе голову.
— Я не просила рубить мне голову, — проворчала я, потирая лицо и плетясь вслед за ним.
— Может, пронзить тебя мечом? Расстрелять?
— Я подумывала о чем-то менее кровавом, например, о сладенькой отраве.
— Ты сказала, что я должен тебя убить. Детали не прилагались.
Я показала язык ему в спину, но была рада видеть его таким воодушевлённым. Наверное, это хороший знак, что он может шутить на подобную тему. По крайней мере, я надеялась, что это шутки.
Западная тропа вела нас через рощи лиственниц и лугов с дурманом и красным лишайником. Мал шел очень решительно и легко. Воздух казался влажным и прохладным, и я пару раз ловила парня на том, что он нервно поднимает взгляд в пасмурное небо, но все равно продолжает идти дальше. После полудня мы добрались до небольшого холма, плавно спускающегося к широкому плато, покрытому бледной травой. Мал зашагал по склону, направляясь то в западную сторону, то в восточную. Он поднимался и спускался, а затем снова поднимался и спускался, отчего я чуть не закричала. Наконец, он повел нас к подветренной стороне большого скопления валунов, снял рюкзак и сказал:
— Привал.
Я кинула плащ на промёрзшую землю и присела, наблюдая, как Мал беспокойно ходит взад-вперед. В конце концов он сел рядом со мной, не сводя взгляда с плато, и опустил руку на лук. Я знала, что он представлял, как стадо вдруг появляется из-за горизонта, их белые силуэты светятся в сгущающемся сумраке, на морозе дыхание превращается в пар. Может, он просил у Святых, чтобы они появились. Это место казалось подходящим для оленя — свежая трава, небольшие голубые озера, светящиеся как монеты в лучах заходящего солнца. Когда оно окончательно зашло, мы наблюдали, как плато постепенно окрашивается в синий цвет наступающего вечера.
Затем стали ждать, прислушиваясь к звуку собственного дыхания, стону ветра и шуму просторов Цибеи. Но солнце исчезло, а плато оставалось пустым. Взошла луна, затянутая облаками. Мал не шевелился. Он словно окаменел, вглядываясь вдаль своими голубыми глазами. Я достала плед из рюкзака и накинула его нам на плечи. Здесь, с подветренной стороны скалы, мы были защищены от сильного ветра, но укрытие это — так себе.
Тут Мал вздохнул и прищурился в ночное небо.
— Скоро пойдет снег. Надо было идти к лесу, но мне казалось… — он покачал головой. — Я был так уверен…
— Все нормально, — я положила голову ему на плечо. — Может, завтра.
— Наших запасов надолго не хватит, и каждый день, проведенный здесь, увеличивает шанс, что нас поймают.
— Завтра, — повторила я.
— Мы ничего не знаем. С тем же успехом
— Я в это не верю.
Мал промолчал. Я натянула плед повыше и позволила крошечному лучу света засиять на моей ладони.
— Что ты делаешь?
— Мне холодно.
— Это небезопасно, — он поднял плед, чтобы спрятать золотистый свет, греющий нам кожу.
— Мы уже неделю не видели ни единой живой души. И от укрытия будет мало толку, если мы замерзнем до смерти.
Парень нахмурился, но затем вытянул руку, играясь пальцами со светом, и сказал:
— Это нечто.
— Спасибо, — улыбнулась я.
— Михаил мертв.
Свет дрогнул в моей ладони.
— Что?
— Он мертв. Его убили во Фъерде. Дуброва тоже.
Я окаменела от шока. Они оба никогда мне не нравились, но теперь это не имело значения.
— Я не знала… — я замешкала. — Как это произошло?
Секунду я сомневалась, что он ответит или что мне вообще стоило об этом спрашивать. Мал смотрел на свет, мерцающий в моей руке, и думал о чем-то своем.
— Мы зашли далеко на север, вплоть до вечной мерзлоты, а она намного дальше заставы Черности, — тихо проговорил он. — В погоне за оленем мы добрались до самой Фъерды. Капитан решил, что несколько наших человек должны пересечь границу, замаскировавшись под фъерданцев, и продолжить искать стадо. Это было глупо и безответственно! Даже если бы нам удалось незаметно пересечь границу, что бы мы делали, найдя стадо? Нам был дан приказ не убивать оленя, потому мы должны были его схватить, а затем каким-то образом перенести через границу в Равку. Сумасшествие!
Я кивнула. Это действительно звучало безумно.
— В ту ночь Михаил, Дубров и я смеялись над этим, обсуждали, что это настоящее самоубийство, и что капитан — просто идиот, а затем пили за тех несчастных ублюдков, которым достанется эта работенка. Следующим утром я вызвался добровольцем.