Сначала из глаз девушки ушла ненависть, потом она прикрыла их ресницами, склонила голову, и Эврих с внезапным раздражением подумал, что до всего этого она и сама могла бы додуматься. Могла бы сообразить, что свобода ей в нынешних обстоятельствах нужна, как глухому дибула. Ибо свобода - штука, безусловно, хорошая, но только ежели знаешь, что с ней делать. А коли птаху с подрезанными крыльями выпустить из клетки, то допрыгает она, чирикая от счастья, лишь до ближайшей кошки или иного любителя птичьего мясца.
- Напиши пергамент, что я свободна! - неожиданно потребовала Афарга, вскидывая на Эвриха вновь зажегшиеся недобрым огнем глаза.
- Позволь, я свяжу эту дурищу, а завтра ты проиграешь её Гитаго! - проскрежетал Тартунг, решительно не способный взять в толк, чего ради аррант цацкается со зловредной и явно слабоумной рабыней.
- Ни в коем случае. Я напишу тебе требуемый документ, и завтра его заверят трое или четверо купцов, - пообещал Эврих. - Но сделать это, по известным тебе причинам, я смогу только после игры с Гитаго. Если же ты мне не веришь - ничто не мешает тебе бежать этой же ночью. Тартунг, верни ей мой кинжал.
- Может, ещё и горло ей подставить? И не подумаю! Если ты заразился от этой... м-м-м... девы дуростью, то я-то ещё в своем уме!
- Верни ей кинжал. Я думаю,, она уяснила, что моя смерть способна только ухудшить её положение. - Эврих поднялся на ноги и протяжно зевнул, чувствуя, как на плечи наваливается отступившая было усталость. - Пойдемте-ка наконец спать. Я уже просто ног под собой не чую.
Идти по заметно опустевшему Торжищу с Афаргой было сплошным мучением. Кочевники и прежде провожали её взглядами - весть о Большой Игре мгновенно разнеслась между шатрами, донельзя, естественно, приукрашенная невероятнейшими подробностями. В то время как Эврих кидал кубик, многие, оказывается, слышали раскаты грома. Зепек уверял, что, едва увидев арранта, услышал голос, крикнувший ему в ухо: "Откажись от игры, несчастный, перед тобой любимец Белгони!" Трактирщик клялся, что у него разом скисли три бочки пива, по словам иных, собаки в тот вечер кричали по-птичьи, а птицы... Одним словом, разговоров хватало.
После того как Афарга появилась на Торжище вымытая, в алом сари, браслетах и прочих накупленных Эврихом побрякушках, на неё стали оглядываться уже по иной причине. Нынешняя же игра арранта в читимач и подписание её вольной шестерыми купцами превратили девчушку-замарашку в чудо-чудное, диво-дивное, поглазеть на которое сбегались со всех сторон.
Причем получалось, что труды Эвриха в качестве врачевателя - это нечто незначительное, о чем не стоило и упоминать. Брошенные им три раза кряду "мешки" тоже оказались мелочью - не видевшие игры поговаривали даже что-то насчет ловкости рук, которая присуща не избранникам Богини счастья, а почитателям Неизъяснимого Мбо Мбелек. Неизмеримо большее впечатление произвело известие о том, что чужеземец сумел обыграть Гитаго в читимач, чего не удавалось пока ни кочевникам, ни озерникам. Выиграть триста дакков - вот это чудо! - но дать после этого вольную рабыне, продав которую можно выручить по меньшей мере ещё столько же серебра?! Это уже слишком! Тут не просто попахивало колдовством, тут воняло чем-то совершенно несообразным и непредставимым! И вид расцветшей на глазах девицы, шествовавшей по Торжищу, гордо вскинув голову и положа тонкие сильные пальцы на рукоять кинжала, лишь подливал масла в огонь. Превратить замухрышку в красавицу - да такого ещё ни одному чародею не удавалось!..
Рассуждать так, по мнению Тартунга, могли только те, кто сам не был рабом и не представлял, как меняет человека чувство обретенной свободы. Нет, в происшедшей в Афарге перемене он как раз ничего удивительного не видел. Так же, впрочем, как и в победе Эвриха над Гитаго. Собственно, даже три выброшенных подряд "мешка" изумили его значительно меньше, чем готовность арранта рисковать своим благополучием ради совершенно незнакомого ему человека, проявленные им терпимость и доверие, результат коих был у него перед глазами.
- Я хотела бы как-то отблагодарить Эвриха, - сказала Афарга, получив из рук арранта обещанный им пергамент. - И приготовить праздничный ужин.
- Изволь, - ответствовал Тартунг, и они отправились за покупками.