Тень иракского снайпера

Говорят, художник мучил сынишку, который ему позировал, чтобы написать его настоящие слезы… Причем как мучил?! Огнем! Мальчуган, так рассказывают, был жизнерадостный, но очень боялся огня. И отец, чтобы вызвать его слезы, подносил к его лицу зажженные листы бумаги, и мальчик плакал и корчился от ужаса, а отец писал… Захотите — посмотрите на эту картину: там плачущий мальчик и на лице его — ненависть и страх.

Говорят, что скандал с пожарами раздула в Англии желтая пресса для увеличения тиража. Но — сами пожары! Не один, не два, не три — их вы куда денете? — Эмилия почти задохнулась от возбуждения и вдруг, остановившись внезапно, взглянула на Потемкина — слушает ли? Понимает? Не смеется?

Но Потемкину было не до смеха… Вопросы тиражей желтой прессы его сейчас мало интересовали, зато убийства клиентов Леборна — это факт. Он налил Стоун еще чаю и попросил:

— Продолжайте, бога ради. Вы даже не представляете, насколько мне все это важно. Я понятия не имею, чем это может помочь следствию, но для меня все, о чем вы говорите, — чистое золото. Это именно то, о чем я вас просил…

— Хорошо. Но учтите, — Эмилия поглядела на собеседника исподлобья, — я ведь могу долго об этом говорить…

— Я не спешу.

— Тогда извольте. Здесь, неподалеку, в Калифорнии, живет художник по фамилии Кроунхэм. Художник не выдающийся, но вполне профессиональный. — Эми повела плечом. — Таких много. И ничем его полотна никогда не выделялись — кроме одного. На нем изображен мальчик лет шести‑семи и девочка — лет трех‑четырех. Ничего особенного… И тем не менее в домах, где висела эта картина, начинали происходить чудеса. Дети (картину чаще всего вешали в детских комнатах — по тематике, видимо) плакали и утверждали, что по ночам герои выходят из картины и тревожат их… Так было в одном доме, в другом, в третьем. Один из владельцев картины умер на следующий день после того, как ее купил…

— Мало ли от чего он мог умереть, — сказал Потемкин мрачно и тут же перебил себя: — Простите. Продолжайте, пожалуйста.

— Я встречалась с этим художником, — проговорила Эмилия. — Мне хотелось понять, что в этой истории правда, а что придумано. Я ведь многих здешних художников знаю…

— И вы хотели убедиться, что с ним все в порядке?

— Я встретилась с ним, чтобы понять для себя — не псих ли он. Так вот, он такой же нормальный, как мы с вами. Ему лет шестьдесят — шестьдесят пять. Седой, благообразный, с ухоженной бородкой. Об этой картине говорит с неохотой, но кое‑что все же говорит.

Да, он знает, что с его картиной случалось что‑то необычное — и не раз. И он понятия не имеет, как сложилась судьба оригинала и где он сейчас. А предыстория картины небезынтересная. Кроунхэм рос в приюте. Что именно произошло с его родителями — не знаю, он уклонился от рассказа, и все материалы и интервью с ним ничего в этом не проясняют. Ну ладно, есть люди, которые не хотят говорить о своих родителях — это случается, в конце концов. Или ничего не знают о них на самом деле. Это бывает реже, но тоже бывает… Короче, Сэм Кроунхэм и его маленькая сестра воспитывались в приюте. И как‑то раз, уже будучи художником, Кроунхэм обнаружил старую фотографию тех времен, и ему показалась занятной идея написать картину, взяв за основу это старое фото.

Но идея идеей, а любой художник вам скажет, что от замысла до воплощения его на холсте — путь неимоверно длинный. Иногда — годы. А иногда — целая жизнь проходит, а замысел остается неосуществленным. А в случае с этой «детской» картиной все было иначе. Кроунхэм увидел фото, подумал о том, что неплохо было бы сделать картину, — и благополучно забыл об этом, занятый текущими делами. И вот однажды — прошло несколько недель — художник проснулся ночью с мыслью, что он должен написать эту картину сейчас. Немедленно. Пошел в студию и взялся за кисть. К утру работа была закончена. Точная дата сохранилась в дневнике Кроунхэма — так что ошибки быть не может. Почему я говорю об ошибке? — Эми взглянула на Потемкина — интересно ли? — и осталась довольна результатом. — Потому что, когда началась эта чертовщина с полотном, выяснилось, помимо всего прочего, что именно этой ночью в Северной Калифорнии, неподалеку от городка Редмилл, где тогда жил художник, было совершено злодейское убийство двух детей. Преступление и вообще редкое, а в той местности — тем более.

Сам Кроунхэм понятия не имеет, что происходит с его картиной, и, мне кажется, в этом он вполне искренен. Но то, что с ней происходили чудеса, и чудеса страшные и трагические, — это точно.

— Как вы понимаете, — Стоун перевела дыхание, — это здесь самый известный пример. Наверняка есть десятки менее известных. И еще наверняка — есть случаи, где картины играли свою роль, но люди, с которыми случалось что‑то необычное, об этой роли просто не подозревали… Наверняка.

Потемкин слушал, подперев голову рукой. Пока даже не спешил приводить в порядок мысли и ощущения. Убивающие картины? Поджигающие картины? Что же теперь — нанимать в Группу специалиста по эзотерике?