Тень иракского снайпера

Потемкин, не раздумывая, свернул направо, в узкую улочку, притормозил у красной полосы на тратуаре и остановился, включив знак аварийной остановки. Через минуту следом за ним на улочку въехал серый «Шевроле». Миновал автомобиль Потемкина и свернул за угол. «Там он и будет дожидаться, пока я проеду, – подумал Олег. – Ну вот, за нами и в Сан-Франциско следят!»

* * *

– Вы произвели на Леборна сильное впечатление… Чего хотите, шеф? Воды? Чаю? Кофе? – Лайон был доволен – это Потемкин определил сразу.

– Расскажи лучше, что у тебя хорошего.

– Несколько новостей. Одна – неожиданная… – О’Рэйли сделал паузу. – Даже не стану давать вам время на догадки, шеф. Приходили деятели интернетной порноиндустрии. Выглядят так, что можно немедленно снимать в четвертой серии «Крестного отца». Шляпы, костюмы в полосочку… Двое. Были чрезвычайно предупредительны. Говорили о выдающейся роли Рэдинга в их бизнесе и о том, что они выделяют пятьдесят тысяч премии за поимку его убийцы.

– Ну, это уж тебе придется с вашим руководством разбираться… Думаю, сообщать прессе пока точно не надо. Что еще?

– Получили список. Сто семь человек. Уже посадил ребят – проверяют. Пока нашли еще двоих… выбывших.

– Удушение?

– Надеюсь, что нет. Леборн давно уже работает, мало ли от чего могли люди умереть.

– Кто тебе передавал список – Джоан?

– Да, она позвонила и почему-то захотела передать список по факсу – имейл, с ее точки зрения, не обеспечивает безопасности.

– Ты, конечно, пытался с ней побеседовать о тех, кого нет в этом списке?

– Конечно. Она дала понять, что такие есть, но они по тем или иным причинам ни в каких списках фигурировать не хотят. Не знаю уж, что может быть такого в портрете, что человек не хочет говорить о том, что заказывал его.

– Например, он женат и хочет подарить свой портрет не жене… Или хочет заказать портрет для любимой женщины, чтобы жена не знала. Или…

– Скелеты в шкафу, я понимаю, шеф. И, кроме того, если можно верить Джоан, все, кто не указан в списке, живы и здоровы, а значит, нас не интересуют.

– Ну и ладно. Но у тебя ведь не потому хорошее настроение, что великий художник рассказал своей жене о нашей встрече и добавил при этом, что этот русский полицейский совсем не такой мудак, как принято о полицейских думать?

– С вами неинтересно, шеф. – О’Рэйли выдвинул ящик стола и достал толстую папку. – Да, кое-что занятное я откопал, причем там, где совершенно не рассчитывал.

Потемкин ждал, не задавая вопросов.

– Мы-то с вами считали, что Джон Линк осужден. А когда я начал готовить вашу встречу, то выяснилось, что он и не в тюрьме вовсе.

– А где же, – заинтересовался Потемкин. – Но ведь не дома?

– Вот послушайте. Был тяжелый процесс, и защите удалось доказать неполную вменяемость субъекта. Пошли в ход все юридические уловки, «принцип Мак-Нетана», да мало ли… Одним словом, не знаю подробностей. А знаю, что по решению суда Джон Линк отбывает принудительное лечение в довольно известной психиатрической клинике – совсем неподалеку отсюда. Я навел справки: там режим совсем не такой вольготный и комфортный, как в хороших клиниках такого типа, но и на тюрьму это не очень похоже. Как вам такой поворот дела?

– Для нас это ничего не меняет, – протянул Потемкин разочарованно. – В тюрьме или в психушке – наш Джон так или иначе изолирован.

– А вот и нет! – О’Рэйли почти по-детски хлопнул в ладоши, довольный, что может наконец сказать то, чего Олег не знает. – Дело в том, что в этой клинике такой режим, что те из больных, кто не буйные и вообще ведут себя хорошо, могут с разрешения администрации отлучаться на день – разумеется, с «браслетом», в который вмонтирован передатчик, так что все передвижения фиксированы. Конечно, обязателен строгий надзор родственников. И Ноэль, сестра Джона, старается этим пользоваться. И… – Лайон посмотрел на Потемкина торжествующе, – и в оба вечера, когда убили Рэдинга и Андерса, Джона Линка в больнице не было!

* * *

Сойти с привычной колеи… Сколько раз в жизни Олег Потемкин думал об этом феномене. Мы ведь – каждый – живем именно так, как живем, и про себя считаем, что именно такой жизнью живут и все остальные. Да, конечно, мы понимаем теоретически, как отличается жизнь, скажем, обычного программиста от жизни политика, жизнь руководителя крупной корпорации – от жизни его рядового сотрудника, жизнь работника сыска – от жизни моряка… Но все это понятия, так сказать, теоретические.

Про себя мы соотносим жизнь других со своими собственными критериями. И судим о других исходя из этого. В этом смысле забавные монологи пенсионеров о том, как следует управлять государством, очень показательны. Человек в жизни своей никогда не управлял никем – даже своей женой, но не моргнув глазом готов давать дельные советы людям, в руках которых судьбы миллионов.